«Спас на свою голову, палец пришил, самому веревками чуть руки не оторвало, а этот паразит клеиться к девушке, которая вот уже несколько дней ему дороже всего на свете», – пронеслось в мыслях Антонова. «Но, а с другой стороны, разве он смог бы поступить иначе? Нет не смог бы», – сам себе ответил Роман. «Совесть мучила бы всю оставшуюся жизнь и не давала покоя, он просто бы возненавидел себя. Вот такая у него натура, не может, да и не хочет он быть подлецом. А насчет Тони, решил для себя в этот момент Антонов, насильно мил не будешь, пусть сама сделает свой выбор. Тихомиров ведь, в конце концов, тоже не виноват, что влюбился в нее, да и хороший он человек, настоящий, надежный, без выпендрежа и тщеславия. Там у машины он тоже мог, просто отскочить в сторону, как Славка с Максимом, но держал этот проклятый ящик до последнего, чтобы мне руки им не вырвало. И о себе он подумал в последнюю очередь. Одним словом, достойный соперник. Он конечно мне не друг, но я бы хотел, чтобы он был им».
Снова войдя в душный коридор амбулатории, Антонов заметил там Северского, он о чем-то беседовал с Губкиным, у обоих под глазами были темные круги, и от обоих, наверное, несло перегаром, умозаключил Роман. Он хотел подойти поближе поздороваться с ними, но из крайней палаты вышел Витька Силиванов, его первый пациент, в сопровождении Нинель и Тони. Увидев Антонова, он заулыбался, протянул ему, как взрослый руку, и важно произнес:
– Здравствуйте доктор, я уж и не надеялся вас увидеть, сегодня за мной тетка приезжает, вот иду собираться. Когда вы потерялись с этой, – махнул он головой в сторону Тони, – я плакал, думал, вас Черная Берегиня в озере утопила, но потом сказали, что вы нашлись, а ко мне все не шли.
Нинель поздоровалась, и пошла готовить мальчика к выписке, на ее лице ярким пятном красовался свежий синяк, который она пыталась скрыть несколькими слоями пудры. Запахом табака и перегара «благоухали» ее всклокоченные волосы. Тоня осталась с мальчиком, держала его за руку, как будто боялась выпустить.
– Прости брат, Илья Петрович, нас так работой загрузил, что я просто не мог к тебе вырваться, – ответил Антонов. Ну, как ты себя чувствуешь?
– Да, нормально, побежал бы уже, да эта не разрешает, – он опять махнул головой в сторону Тони, – ох и вредная она, что вы только в ней нашли? – заключил Витька.
– Не понял, ты, о чем? – удивился Антонов.
– Что я не вижу, что ли, как вы на нее смотрите, со мной разговариваете, а на нее смотрите, да и этот ваш другой доктор тоже, тот, которому вы ночью палец пришивали, с обидой в голосе пояснил Витька.
– А у вас тут слухи быстро разносятся? – с улыбкой спросил его Антонов.
– Так, это ж деревня, мы только называемся городом, а на самом деле, просто большая деревня. Все друг друга знают, все всё видят, больше-то заняться нечем, – со вздохом закончил Витька свою преамбулу.
– А она, – Антонов тоже махнул головой в сторону Тони, – не вредная, а заботливая. А бегать тебе не разрешает потому, что тебе только вчера швы сняли, нельзя делать резких движений, поднимать тяжелое, бегать, прыгать, а то они могут разойтись, и снова придется тебя зашивать, и в футбол играть ты тогда еще долго не сможешь, понял?
– Понял, понял, что тут не понятного. И отведя глаза в сторону, чтобы не показать наплывших в них слез, продолжил, – меня, наверное, теперь в интернат сдадут. Мать моя лишена родительских прав, у тетки своих детей трое, муж алкаш, живут в двухкомнатном бараке в Сосновке. Я им ясное дело не нужен.
– Ну, ничего, в интернате тоже люди живут, ведь ты туда не насовсем, а временно. Вырастишь, отучишься, будешь сам жить, как тебе захочется. Там и футбольная команда есть, правда тренер у них не очень, но ведь это не главное, – вступила в разговор Тоня.
– Откуда ты знаешь? – с недоверием покосился на нее Витька.
– Знаю, сама оттуда, – ответила Тоня.
– Так, у тебя тоже никого нет? – уже мягче спросил Витька.
– Никого, кроме Зои Михайловны, это медсестра из интерната, очень хорошая, добрая женщина, – улыбнулась Тоня, она хотела погладить мальчика по голове, но Витька отклонил голову в сторону и гордо заявил:
– Не надо мне этих ваших телячьих нежностей, я мужик, и не надо меня жалеть, сам справлюсь.
Тоня одернула руку и спросила:
– Слушай, Витька, а кто это «Берегиня»? Ты еще говорил, что подумал, что она нас в озере утопила.
– Да, сказки все это, бабушка рассказывала, что живут они в лесу, одна – добрая, другая – злая, что они могут менять возраст, кому-то являются молодыми и красивыми, а кому-то старыми и страшными, как баба-яга. Могут человека с ума свести, или в озере утопить, или в лес завести так, что тот заблудится и назад дороги не найдет. А грибники говорили, что иногда они наоборот им дорогу домой указывали, чтоб не пропали в лесу. Да брехня все это. Говорю же сказки.
Вернулась Нинель, взяла вещи мальчика, и, шмыгнув носом, объявила:
– Идем, там тетка за тобой приехала, ждет уже.
Витька пожал руку Антонова, и уже повернулся, чтобы идти за Нинель, вдруг остановился и через плечо обратился к Антонову и Тоне: