Седьмая вода

— Седой, ты чего? — опамятовал наконец Геша. Напрасно он напомнил Арсению о своем существовании. Глаза напротив опять словно подернулись дымкой бешенства, фокусируясь на нем!

— Не смей! — снова зашипела я разъяренной змеей. — И ты еще имеешь наглость говорить мне о том, что сожалеешь? Да ты ни на грамм не изменился! Как был мерзавцем, ради собственного удовольствия отравляющим мне жизнь, так и остался! Отвали от меня раз и навсегда!

Последние слова я почти прокричала.

— Ребята, да вы чего? — я обернулась на встревоженный голос Геши, намереваясь попросить уйти его от греха подальше.

Если уж никуда не деться от выяснения отношений, и эта гадкая сцена уже начата, то я выскажу Арсению все, что думаю. Один раз, но полностью. Но вот ни лишних свидетелей, ни случайных пострадавших при этом не хочу.

Взглянув через плечо, я обмерла от прилива стыда и досады. Рядом с Гешей стояли Рыж и Шон, и я не знала, как давно они там и что успели четко расслышать.

— Седой, мужик, мне тут позвонили. Прям срочно нужно в город. Подкинешь, а? — тон Шона совершенно непринужденный, хотя взгляд колкий и настороженный.

Арсений уже открыл рот, явно собираясь отказаться, но мужчина не дал ему такой возможности.

— В моей вся гоп компания последние сорок серий Маши «досматривает». Их сейчас вытащить из машины не вариант. Выручай!

Арсений молча кивнул и, резко развернувшись, пошел переодеваться.

— Да что это тут было вообще? — почти возмущенно воскликнул Геша.

— Ой, Геш, я че тут приперлась-то, там же у тебя телефон прямо весь из себя разрывается — затараторила Рыж, неловко пытаясь поймать улетающий с ее плеч яркий платок практически перед лицом обалдевшего парня. Платок не ловился, так и норовя обмотать голову Геши, Леся кружила вокруг него хроменькой подбитой утей, чертыхаясь и смешно всплескивая свободной рукой. — Ой, Русалыч, а это не твои шлепочки такие желтенькие сейчас прям вот уплывут, а? Небось, потеряла, когда тебя на руках-то таскали. Геш, так это, телефон, вон, аж сюда слышу звон. Ой, пятку наколола, Геш, руку дай, а? — и, продолжая что-то бухтеть и причитать, наступая на раненую ногу, деловито утащила на буксире вконец загипнотизированного ее постоянным мельтешением и тарахтением молодого человека.

Поймав действительно качавшиеся на воде сланцы, я постояла, глядя на море и подставляя свое пылающее от стыда и злости лицо ветру. Да сколько же это будет продолжаться? Неужели нормально жить и общаться я смогу только вдали от дома, а стоит вернуться, и Арсений постоянно будет появляться адским видением, портить любой хороший момент и распугивать всех вокруг? Что мне с этим делать?

Ты и так уже сделала — не расхлебаешь, отозвалось у меня внутри. И так-то было хреново, так еще и усугубила тогда все той ночью. И самое ужасное, что я могла сколько угодно сожалеть, что она — эта самая ночь — была, но вот о том, что во время нее произошло, сожалеть при всем желании не выходило. Могла злиться, ненавидеть, что забыть ни одной секунды не могу, но только не жалеть.

ГЛАВА 14

Арсений

С самого момента, как Шон с чрезмерно озабоченным видом уселся рядом со мной и мы стартанули со спота, он не замолкал ни на минуту. Такое чувство, что он целенаправленно втягивал меня в совершенно бессмысленный сейчас разговор, пытаясь довести меня до окончательного бешенства. Хотя, о чем это я. Естественно, целенаправленно. Во-первых, Шон никогда не страдал ранее привычкой чесать языком не по делу просто для заполнения эфира, а во-вторых, его цепкий пристальный взгляд (после того как они с Рыж застали нас с Василисой в момент обострения на пляже) никак не вязался с показной общей расслабленностью. Я терпел сколько мог, коротко угукая и кивая, почти молясь, чтобы друг унялся и прекратил эту долбаную психоатаку. Но Шон проявил свойственную его характеру настойчивость и целеустремленность, теперь задавая такие вопросы, на которые требовались более развернутые ответы, нежели невнятное мычание. Рассуждал с заумным видом о зрелищности и безопасности олдскульных труков по сравнению с молодыми адреналинщиками, так и норовящими бахнуть сложный трук в анхукте. Да еще и настойчиво спрашивал моего мнения о каждом, как будто не говорили об этом уже раз сто раньше! И тут меня прорвало. Резко уйдя в обочину, я нажал на тормоз.

— Да какого же хрена! — рявкнул, разворачиваясь к Шону, невозмутимо смотрящему на меня. — Это ты ведь нарочно, да?

В ответ тот лишь поднял одну бровь, глядя прямо в глаза.

— Если хочешь спросить — прямо спрашивай!

— И о чем я должен спросить, по-твоему? Почему с того момента, как вы встретились с этой загадочной Русалкой, ты как не в себе? Или почему она чуть шею себе не свернула и косоглазие не заработала, стараясь делать вид, что на тебя не смотрит, но при этом не пропуская ни движения? Могу еще поинтересоваться: с каких это пор ты стал на друзей бросаться и на женщин рычать?

— Бросаться? Да ему руки переломать надо, дебилу! Потащил Ваську в воду холодную! А ей нельзя, у нее… проблемы… короче… потом, — последние слова я, смутившись, пробормотал почти под нос.