Седьмая жертва

— Здесь код, — заметил Нико. — Либо убийца его знал, либо ему открыли. Дом престижный. Значит, Хлоэ Барт не из бедных. Кривен, попроси своих ребят начать опрашивать соседей.

Майор Кривен отделился от группы и пошел передавать распоряжение шефа. Остальные поднялись к квартире Хлоэ Барт. Перед дверью стоял полицейский. Он позвал Шрейбера, и тот незамедлительно появился. Ему было под тридцать, матовая кожа и волосы как вороново крыло, держался он свободно и производил приятное впечатление.

— Дивизионный комиссар Сирски? — спросил он.

— Да, я, — ответил Нико и представил остальных.

На Шрейбера явно произвело впечатление присутствие заместителя директора парижской Уголовной полиции, что говорило о серьезности ситуации.

— Там внутри зрелище не из приятных, — начал объяснять лейтенант. — Муж и подруга натоптали вокруг жертвы и до того, как приехала полиция, трогали ее и… Я сделал все, что мог…

— У вас отличная реакция, лейтенант Шрейбер, — похвалил его Коэн.

Щеки лейтенанта слегка порозовели. Нико решил пройти в квартиру, и Шрейбер показал им дорогу. В прихожей стоял комод с выдвинутым верхним ящиком.

— Так и было? — спросил Нико, указывая пальцем на комод красного дерева эпохи Реставрации.

— Да, — ответил Шрейбер. — Комнаты справа от вас. Слева — кухня и гостиная. Хотите сначала увидеть жертву?

— Хотим, — проговорил Нико.

Они прошли мимо кухни и сделали вид, что не заметили, что там происходило. Подруга Хлоэ Барт лежала на носилках, вокруг нее хлопотали врачи скорой помощи: кислород, шприцы, пузырьки с лекарствами и все такое прочее. Полицейский поддерживал смертельно бледного мужа, который еле держался на ногах, — он был в шоковом состоянии. Вошли в гостиную. Почти стометровая комната была восхитительна. Дубовый паркет и девственно-белые стены подчеркивали явное увлечение хозяев современным искусством. Итальянские диваны, полированная мебель, элегантные ковры и современная живопись — все дышало достатком. Овальный стол со столешницей из матового стекла, вокруг которого могла разместиться дюжина гостей, выдавал любовь семейства Барт устраивать приемы.

Жертва лежала у этого стола, на спине, в том же самом положении, в котором была найдена Мари-Элен Жори. Теперь стало очевидно: дело приобретало иное измерение. Руки были подтянуты вверх веревкой, намотанной на запястья и закрепленной на ножке стола. Нико и Доминик Крейс одновременно опустились на корточки — обычная поза, они так лучше представляли себе сцену убийства. Другие предпочитали хранить некоторую дистанцию. Все молчали, как будто представшая перед ними ужасающая картина лишила их дара речи.

— Это серийный убийца, — заявил наконец Нико. — Обряд воспроизведен один к одному.

— Вещи молодой женщины сложены там, — вмешалась Доминик Крейс. — А туфли… вы видели? Аккуратненько поставлены под стулом! Убийца настоящий перфекционист. Все должно быть в порядке, это — часть предлагаемой им мизансцены. Уверена, что этот тип следит за собой и у него все должно быть как надо, в квартире, наверное, идеальный порядок.

— Жертву сначала били плеткой, потом ударили кинжалом, как это было с Жори, — продолжил Нико. — Молочные железы ампутированы, а на их место имплантированы…

Магнитофон Пьера Видаля, третьего из группы Кривена, работал и записывал комментарии полицейского.

— Смерти серийному убийце недостаточно, — уточнила мадемуазель Крейс. — Подобный тип старается найти оригинальное средство вызвать не простое страдание, а такое, которое не может прийти в голову никому другому. Его добыча просто объект. Жалости он не испытывает, но его снедает властная необходимость причинять страдание. Ампутация молочных желез означает еще большую дегуманизацию. Это важный признак, который и на этот раз снова отсылает нас к образу матери. Человек наверняка пережил травму в детстве, и она лежит в основе его поведения.

— Груди… здесь что-то не вяжется, — проговорил Нико. — Не могу точно сказать, но цвет кожи другой… Не могу сказать, но что-то тут не так.

— Может быть, это молочные железы Мари-Элен Жори? — высказал предположение Коэн.

— Возможно. Нам скажет это медицинский эксперт. Не понимаю только, что это может значить.

— Женщины похожи друг на друга, комиссар, значит, есть некий основной тип, — высказала предположение Доминик Крейс. — Может быть, такой была его мать в этом же возрасте… Он пережил из-за нее жестокое унижение и теперь платит за него по доверенности. Исходя из ситуации, можно такое предположить.

— Тогда получается, что выбор жертвы не имеет никаких связей ни с социальной, ни с профессиональной средой, в которой живет преступник, и с его семейными связями тоже, — подвел итог Нико. — Он просто ищет жертву, напоминающую ему мать. А это во много раз усложняет расследование. Веревки вроде похожи на те, что были использованы в прошлый раз…

Мадемуазель Крейс утвердительно кивнула и поднялась, разминая затекшие ноги.

— Мы ничего не упустили, Мишель? — спросил Нико.

— Да нет, вроде все, — подтвердил заместитель директора Уголовной полиции Парижа.