Седьмая жертва

Их мать, Аня Сирски, русская по происхождению, бежала вместе с родителями из родной страны в 1917 году и с наслаждением культивировала все русское. Была только одна незадача: она вышла замуж за некоего господина Сирски, поляка, родители которого уже давно обосновались во Франции. Ее русские предки, наверное, в гробу перевернулись, — чтобы русскую угораздило выйти замуж за поляка! Эта высокая стройная женщина, со светлыми, отливающими серебром волосами и прозрачными голубыми глазами, обладала сильным характером и, следуя классической славянской традиции, стала актрисой: от смеха к слезам она переходила в мгновение ока.

Обожая Грибоедова, Пушкина, Лермонтова и Гоголя, она могла часами декламировать строки своих любимых авторов; всю жизнь, как он себя помнил, она читала своим хрипловатым голосом, который было невозможно спутать ни с каким другим, эти стихи. Нико расплылся в улыбке при воспоминании о матери — она была похожа на героиню какого-нибудь романа, и румянец у нее пылал во всю щеку.

— Хотя бы в среду позвони мне, когда получишь результаты фиброскопии. Не забудь: я твоя сестра, а значит, я должна о тебе заботиться. Кто еще этим займется?

Таня никогда не забывала упрекнуть его в том, что он становится убежденным холостяком.

— А ты знаешь доктора Дальри? — спросил он как бы между прочим.

— Она училась вместе с Алексисом на медицинском факультете, они и сейчас общаются. Почему ты спрашиваешь?

— Просто так.

— «Просто так»… Ни за что не поверю. Во-первых, потому, что я тебя знаю и ты обычно не задаешь бесполезных вопросов. Во-вторых, ты мой брат, и я все еще надеюсь, что ты полюбишь какую-нибудь женщину…

— Таня! Не придумывай! Я просто хотел удостовериться, что попал в хорошие руки.

— Лучшие! Ты же знаешь Алексиса! Ты в четверг можешь прийти к нам на ужин?

— Думаю, да. Только избавь меня от всяких дамочек, которых ты для меня разыскиваешь.

Сестра шумно вздохнула.

— Ладно, — сказала она обиженным тоном. — Иди спать. И позвони мне в среду!

Нико вернулся к себе на улицу Удино, в седьмом округе Парижа. Открыл синие ворота, располагавшиеся между Министерством заморских департаментов и территорий и клиникой Сен-Жак. Он не уставал восхищаться этим местом: настоящий сад в центре Парижа. Незаметная аллейка, упиравшаяся в несколько частных домов, увитых плющом, с цветочными горшками. Вдалеке башня Монпарнас, вся в огнях. Дом стоял в самом центре столицы, но тишина была полнейшая. Ему бы никогда не приобрести ничего подобного, если бы не отцовское наследство. Семья Нико разбогатела на торговле: интуиция, упорный труд и, конечно, немного везения. Да он и себя чувствовал причастным к этому успеху: он, бывало, оказывал поддержку отцу семейства. Такое положение позволяло ему работать с увлечением, не думая о материальной стороне дела. И если наступит день, когда он не сможет более переносить эту безумную профессию, он уйдет из полиции и будет жить на ренту.

Нико открыл входную дверь. И тут же почувствовал, что в доме кто-то есть. Одно из окон первого этажа было приоткрыто. Нико вытащил пистолет, который всегда носил на поясе справа в кобуре. Свет он не зажег и продвигался бесшумно. Через стекла сочился золотистый лунный свет. Небольшой коридорчик вел в столовую и кухню. Нико решил подняться по лестнице на второй этаж, где располагались удобная гостиная, его собственная комната и рядом — ванная комната и туалет. Стараясь не шуметь, ботинки он снял прежде, чем поставить ногу на первую ступеньку. В гостиной слышалось чье-то легкое дыхание — Нико был уверен, что кто-то проник к нему в дом. Но когда он поднялся на второй этаж, облегченно вздохнул: на черном кожаном диване спал его сын. Нико убрал пистолет в кобуру и неслышно приблизился к подростку. Сходство было поразительным, можно было подумать, перед ним находился его собственный клон, только чуть помоложе. Длинное мускулистое тело, тонкие черты лица, светлые пряди давно плакали по ножницам, а под опущенными веками было не видно небесно-голубых глаз. У мальчика была на третьем этаже своя комната с ванной, рядом с кабинетом Нико. Мальчишка, наверное, пришел уже давно, потому что у него было время облачиться в пижаму. Нико решил не будить его и осторожно укрыл сына пледом. На третьем этаже на полу валялись вещи мальчика, пустой ранец лежал на кровати. Дмитрий жил неделю у Нико, а неделю у его бывшей жены, но сейчас была не его неделя! Нико мог поспорить: жена и сын в очередной раз поссорились. Сильви не могла не злиться на Дмитрия: он был слишком похож на своего отца. И тогда старые раздоры всплывали снова. Ей было тяжело переносить их сообщничество, она бы хотела, чтобы Дмитрий любил только ее. Что Нико мог тут поделать? Он пытался сгладить противоречия, возникавшие между Сильви и их сыном, так как знал, что согласие между Дмитрием и его матерью всем только на пользу. Нико даже отговаривал Дмитрия окончательно поселиться у него. Нет, он был бы только рад, но это было слишком серьезным ударом для Сильви. И Нико решил позвонить своей бывшей жене.