Седьмое небо в рассрочку

Чудес ждут все, но чудеса действуют выборочно и по принципу: чем реже, тем весомей. Иной раз вес чрезвычайно тяжел, и когда неизвестный мужчина из таксофона звонит ранним утром в полицию, сообщает адрес, где лежат аж три «убитых трупа», тяжесть ответственности ложится на тех, кто принимает решение, и чудом тут не пахнет. Не многовато ли – три «убитых трупа»? В полиции решили: это шутка, ну, такая же дурацкая, как в здании бомба, которой там нет. Однако наличие бомбы (или ее отсутствие) органы обязаны проверить, в таком случае информацию о трупах тоже следовало проверить.

И вот вам: действительно три! С огнестрельными! Помимо них, в доме обнаружена живая душа в наручниках, она кричала осипшим голосом, была ослаблена и напугана. Относительно успокоившись, она продиктовала номер телефона отца перед тем, как ее увезли в больницу.

А поведал о чудесах Шатунову, Марину и Дубеничу следователь по особо важным делам, наблюдая за работой экспертов и полицейских, которых в этом заброшенном закутке собралось достаточно, чтоб разогнать многотысячный митинг. Сабрина успела рассказать, как была похищена убитыми, что убийцу похитителей не видела, слышала только выстрелы.

Все это выглядело странным и загадочным, а у всякой странности, по мнению Марина, есть причина, основание, мотивировка. К сожалению, три человека унесли ответы на тот свет. И кто бы мог подумать, что настоящее чудо – явно по распоряжению сил свыше – впереди?!

– «Скорую»!!! – завопил эксперт, будто мертвое тело на земле проткнуло его ножом. – Жива! Она жива!

Марин, Шатунов и Дубенич кинулись к распростертому на земле телу, но наткнулись на кордон из полицейских. Троицу не подпустили к телу. Но, увидев мертвенную бледность и синеватые губы, Шатунов понял, что до «скорой» девица вряд ли дотянет, крови в ней не осталось. Нет, он не мог позволить ей умереть и, погнавшись за следователем, требовательным тоном убеждал:

– Нельзя терять ни минуты! Ее нужно отвезти самим… Моя машина… у меня водитель ас… Мы отвезем! Скажите, чтоб погрузили… а там встретили…

Разумеется, следователь понимал: жизнь девицы – на вес золота, но колебался, взвешивал, какие последствия грозят за самоуправство. В конце концов, под натиском, он разрешил погрузить окровавленное и бесчувственное тело на заднее сиденье, уложив корпус девушки на колени Марина, а Южин, перекрестившись, дал по газам.

Во дворе больницы их ждали с каталкой, перекинули девицу на нее и покатили бегом…

Трое суток ее заставляли жить. А она, как назло, истекая кровью и протянув до утра в нечеловеческих условиях, норовила умереть в идеальном комфорте, когда над ней трясся чуть не весь медперсонал больницы.

Что значит нервное истощение по сравнению со словом «свобода»? Оно пьянило, как спиртное, дурманило, как наркотик, в общем, Сабрина от счастья чуть не помешалась. Дубенич навещал ее каждый день, ни разу не напомнив о своем предложении. Юрием Александровичем она и воспользовалась, убежав из больницы в халате и пижаме через четыре дня. Он повез ее к отцу, где успешно прижилась мамочка, лелея мечту ободрать папочку. Но какое дело до них Сабрине? Она выставила в окно руку, ловя ладонью встречный ветер и тихо смеясь, при всем при том не потеряла способности слышать и видеть.

– Теперь ты не согласишься, – долетел до нее огорченный голос Дубенича.

Конечно, многое изменилось, но Сабрина, наученная горьким опытом, предусмотрительно не ответила ни «да», ни «нет»:

– Можно, я еще подумаю?

– Можно, – разрешил Дубенич. – Но недолго. Завтра я улетаю, самолет-то заказал давно… И твои документы готовы, я подсуетился. Сабрина, тебя никто не будет любить так, как я, никто.

Наверняка! Люди сейчас слишком практичны, эгоистичны, слишком требовательны к другим, но не к себе, слишком холодны. В этом смысле Дубенич – идеальный вариант для тех, кто предпочитает стоять в центре и обожает поклонение. От соблазна Сабрину сдерживали опасения, что она не сможет долго обманывать себя и его.

Дубенич остановился у ограды, не стал заходить к отцу, сославшись на приготовления к отъезду, а она окунулась… о, боже! – в прежнюю атмосферу. Ну, с ничтожными положительными сдвигами. Нет, отношения с отцом наладились без особых чмок-чмок, без сильных объятий, раскаяния с обеих сторон и разговоров по душам под рюмку чая у камина. Он был искренне рад ей, а все равно!

Упущено нечто важное, что не поддастся реанимации, правда, реанимировать по большому счету нечего, ведь взаимной любви между ними никогда не было.

Мама… Она что-то щебетала, строила дикие планы и навязывала себя, будто дочь без нее как без рук и без ног. На самом деле Тата играла роль заботливой матери для главного зрителя – отца, который терпел ее из-за Сабрины, разыгрывая собственный спектакль.

Все это очень-очень печально и… неисправимо. Как неуютно в их мирке. Невольно вспомнишь о Дубениче, ведь с ним проще, да и срок, обозначенный лишь до завтра, заставлял думать: не упустит ли она свой шанс?