Седьмой грешник

— Лейтенант, — тихо обратилась к нему Энн, — простите, что я вас прерываю, но Джин... это она его нашла... для нее это было ужасным потрясением, и она плохо выглядит. Может быть, нам отвезти ее домой?

Во второй раз за этот день Джин почувствовала на себе пристальный взгляд ди Кавалло. Джин понимала, что ее вид — бледный и жалкий — вполне соответствует ее состоянию и что лейтенант смотрит на нее с подобающим в данной ситуации сочувствием. Но это ничуть не обманывало ее. Ни ее юная трогательность, ни страстные взгляды Дейны не производили на этого стража порядка ни малейшего впечатления.

— Конечно, конечно, — согласился ди Кавалло. — Только пусть молодая леди сначала скажет мне...

Энн встала со скамьи.

— Она не в состоянии сейчас говорить. Вы знаете, где нас найти, мы никуда не собираемся уезжать. Разве нельзя допросить ее позже?

— Но мне нечего сказать, — вмешалась Джин. — Я просто вошла в комнату и увидела его. Я подошла к нему и опустилась на колени; мне казалось, я смогу ему помочь. Тогда я еще не видела рану, я ее заметила, только когда он поднял голову...

Ди Кавалло сквозь сжатые зубы резко втянул воздух.

— Вы хотите сказать, синьорина, что, когда вы нашли его, он был еще жив?

Куда девались его учтивые манеры! Голос стал резким, лицо напряглось, в нем снова ожили подозрения. Джин поняла, что все смотрят на нее удивленно и недоверчиво.

— Он умирал, но... — Джин повернулась к Жаклин: — Вы ведь тоже его видели... Хотя нет, вы пришли позже... Но он был жив! Еле-еле, но все-таки дышал. Понимаю, это звучит неправдоподобно, но...

— Вполне может быть, — послышался спокойный голос Хосе. — Известны случаи, когда смертельно раненные люди жили...

— Хорошо, святой отец, очень хорошо, — прервал его ди Кавалло. — Пока я не переговорю с полицейским врачом, все эти домыслы ни к чему. Итак, синьорина, он поднял голову. И заговорил?

— Нет. — Джин вспомнила ужасное свистящее дыхание, и по ее телу прошла судорога. — Он пытался, но... Правда, он что-то написал. На полу. Пальцем.

Общее недоверие было настолько явным, что Джин чуть ли не физически ощущала его. Ди Кавалло по-прежнему не сводил с нее глаз, но теперь на его лице было написано скорее нетерпение, чем подозрительность. Вероятно, он принимал ее за одну из тех внушаемых свидетельниц, которые уже постфактум выдумывают разные драматические подробности.

— Я осматривал ту комнату, синьорина. Уверяю вас, никаких записок, написанных умирающим собственной кровью.

— А кровью ничего и не было написано, — быстро сказала Джин. — Он просто чертил что-то на пыльном полу. Наверно, то, что он написал, стерлось, когда он упал ничком.

— Ну хорошо, — вздохнул ди Кавалло. — И какие же слова написал умирающий?

— Не слова. Даже не одно слово. — Джин затравленным взглядом обвела своих друзей, увидела лица сочувствуюшие, удивленные, протестующие, но одно выражение было общим для всех — недоверие. — Говорю же вам, он написал ее! Цифру семь!

3

В комнате было почти темно, когда Джин очнулась от дремоты, а ведь она вроде не собиралась спать. Она слишком порывисто села и тут же схватилась за голову — голова закружилась. Джин старалась понять, где она. Память возвращалась медленно. Она была у Жаклин, и, наверное, та подсыпала ей что-то в непременную в таких случаях чашку чая. Ей следовало знать, что возраст Жаклин еще не столь зрелый, чтобы она уверовала в живительную силу горячего крепкого чая...

Джин чувствовала, что в комнате она не одна. До нее доносилось чье-то дыхание. Пережив несколько ужасных минут, Джин, наконец, обнаружила в ногах какой-то комок и поняла, что это спящий пудель. Стараясь его не разбудить, Джин сползла с кровати, уж очень удобно устроился пес, ей не хотелось его тревожить.

Хозяйку она нашла на балконе. Его ограда скрывалась под массой голубых цветков плюбмаго, под зеленью плюща и геранями — розовыми, белыми и оранжевыми. В шортах и блузке без рукавов Жаклин читала за небольшим столом. Она отложила книгу и спокойно спросила:

— Ну, как ты себя чувствуешь?

— Как пьяная. — Джин зевнула, села на стул и положила подбородок на руки. — Что вы мне дали?

— Слабое успокаивающее.

— Слабое!

День не кончился, но на востоке небо начинало темнеть. После душной спальни было приятно ощутить легкий предвечерний ветерок; он сдул волосы Джин со лба, и она благодарно повернула к нему лицо. Сквозь цветы и зелень она различила голубое мерцание бассейна внизу.

— Коррупция, — мечтательно проговорила она.

— Что?

— Я хочу сказать, деньги портят. Не возражаю, чтобы кто-нибудь попробовал меня испортить. Я бы научилась любить подобный образ жизни.

— Так наслаждайся, пока ты здесь. Есть хочешь?

Сделав над собой усилие, Джин сбросила приятное оцепенение, навеянное свежим воздухом и чарующим видом.

— Вы и так сделали для меня слишком много. Не то что я не ценю этого, просто я не могу позволить вам баловать меня и дальше. Я возвращаюсь домой.