Седьмой лимузин

Девять часов вечера. Время предпринять последние шаги согласно гитлеровской инструкции. Гривен по-прежнему сидел за рулем, его чувства обострились, как у любителя кокаина, когда он увидел за поворотом приземистое строение фермы, а за ней — высокий сарай.

— Погляди на почтовый ящик. На левой стороне.

В доме у фермера янтарным светом горела лампа. Из сарая доносилось непрерывное мычание. И вот…

— Сюда.

Элио указал на дощатую конструкцию, похожую на домик для удалившихся на покой эльфов. Над щелью для корреспонденции было выведено: «Гийом». Гривен притормозил, еще толком не веря в то, что указания Гитлера могут с такой точностью соотноситься с происходящим в реальном мире. Но нет, чуть дальше по дороге, точь-в-точь, как обещано, начинался грязный проселок.

На мягких покрышках королевский лимузин заскользил по тропе, осторожно уклоняясь от наезда на низкорослый кустарник. Гривен боялся исцарапать машину, да и вообще привести ее тем или иным образом в нетоварный вид. За пастбищем, принадлежащим Гийому, общая атмосфера как-то переменилась, повеяло близким дыханием леса. Конечно, никаких призраков, витающих над полем брани, но все же пограничная территория — постоянно охраняемая, патрулируемая, прикрытая наблюдением с обеих сторон, — навевала определенное беспокойство.

Напряжение передалось Элио.

— Интересно, как выглядит Люсинда, — пробормотал он уже в пятый раз за сегодняшний день. Но Гривену нельзя было останавливаться и безмятежно предаваться размышлениям и мечтам, потому что дорога пошла в гору, а на горе начиналась небольшая дубрава. Густая листва трепетала на ветру, представляя собой безупречное укрытие. Идеальное место, откуда ты не виден никому, а тебе, напротив, видно все.

— Меняемся местами. Быстро.

Во тьме Гривен сполз в сторону, проклиная чужие локти и колени. Элио передвигался так, словно у него были переломаны все кости, но все же ему удалось кое-как усесться за руль. На приборном щитке мерцали фосфоресцирующие часы. Девять пятьдесят две.

— Тебе надо будет посигналить им в урочный час. — Гривен объяснил Элио, как именно посигналить. — Справишься?

Элио негодующе отфыркнулся, его руки властно легли на клаксон, но ухмылка на губах была деланной, — сломленный человек, которого ничего не стоит добить окончательно.

— В одиннадцать, Карл, мы втроем посмеемся над всей этой историей.

Крайне соблазнительно поверить, но Гривена почему-то одолевала тревога.

— Я буду рядом.

Гривен выскочил через боковую дверцу, помчался в особенно плотный сгусток тьмы, который, судя по всему, был необитаемыми зарослями кустарника. О Господи, значит, он все-таки не забыл особой крадущейся поступи, выработанной в рейхсвере — на цыпочках, так быстро перебирая ногами, что даже если наступишь на ветку, она не успеет хрустнуть и насторожить врага. И заходить с фланга — такова была генеральная схема. Как план Шлифена — обойти передовые укрепления и ударить по тылам.

На полдороге к роще Гривена подстегнул световой сигнал. Должно быть, пробило ровно десять, потому что Элио принялся мигать фарами. Три раза. Потом издали просигналили три раза в ответ, ослепляя его уже присмотревшиеся к ночной тьме глаза. Но все это не имело значения. Просигналив, они разоблачили собственную позицию.

На ходу сменив тактику, он побежал зигзагами в ту сторону, откуда вспыхивал свет. За ветвями послышалось фырканье мотора. Грубое, отрывистое. Гривен затаился за молодым деревцем. Отсюда ему был виден седан, блики лунного света играли в его окнах. Старая машина, еще довоенная. Мерседес. Интересно, что, у нацистов целый парк таких машин? В салоне чиркнула спичка, в свете вспышки Гривен увидел лица водителя и человека, сидящего рядом с ним. Пламя съежилось до размеров тлеющей точки, разгорающейся то ярче, то слабее в ритме, которого Гривен, как теперь выяснилось, не забыл. В ритме затяжек и выдохов Эмиля Мориса.

Но другого человека он не узнал, и у него даже не было времени удивиться этому обстоятельству. Удивиться или испугаться; единственное, что ему оставалось, это попытаться подслушать их разговор; и тут пассажир вылез из машины. Он дернул головой, и Морис послушно подал автомобиль несколько вперед, — и, даже не имея времени на размышления, Гривен понял, что в машине у нацистов больше никого не было — ни мужчины, ни женщины.

Морис погасил передние фары, но тормозная подсветка, оставаясь включенной, освещала поляну. И хотя напарник Мориса шел под сенью дубов, в алом свете можно было четко различить его широкие плечи, широкий ремень, на котором за плечо был закинут армейский карабин «маузер» 98-го калибра, если судить по внешнему виду. Стандартное боевое оружие офицеров из Добровольческого корпуса, а в наши дни — политических гангстеров любой партийной окраски.