Седьмой лимузин

— Не надо вам было играть в такие игры. Я ведь душевнобольной, или вам это не известно?

Гитлер в прорези прицела был не похож на самого себя.

— Герр Гривен, к чему омрачать такой чудесный день? Да, я должен признать, что допустил ошибку, но только представьте себе фройляйн Краус больной, представьте ее страждущей. Да, конечно, все это ложь, но неужели вы предпочли бы, чтобы она оказалась правдой? Неужели вы… о Господи…

Он увидел, как палец нажимает на курок, как в него стреляют. Гитлер стоял, скрестив ноги, он зажмурился, перед глазами у него в небытие, в ничто уносились города его грез и триумфальные арки славы. Но раздался не выстрел, лишь щелчок. Прошло растянувшееся на целую вечность мгновенье, прежде чем он осознал, что истерический смех Эмиля Мориса звучит вовсе не в Валгалле.

— Нет, — сказал Гривен. — Я рад, что вы солгали. Я начинаю ценить в человеческом поведении последовательность.

Еще не опустив карабина, он понял, что его личная война — и война Элио — на этом закончилась.

Люсинда. Может быть, ты и впрямь спряталась где-то и слышишь нас? Как же ты могла дать таким негодяям воспользоваться твоим именем? Но нет, он не расплачется, не доставит Великому Обманщику такой радости. Гитлер сейчас выкрикивал что-то в унисон с Эмилем; теперь, когда все козыри оказались у него, к нему вернулось былое величие. Все, только что происшедшее, казалось сейчас лишь невинным розыгрышем на дружеской пирушке.

— Что ж, господа, в великой книге истории данный эпизод на этом и заканчивается, не правда ли? Не для анналов. Ваше появление здесь послужило высшей цели, в этом я убежден. — Злобно усмехаясь, он поглядел на Элио, который выглядел так, словно готовился покончить с собой, воткнув большие пальцы обеих рук в сонную артерию. — Но, разумеется, для вас обоих по-прежнему остается великой тайной, куда же потерялась ваша фройляйн? — и усики сочувственно дрогнули. — Я испытываю определенную вину, — да, я готов в этом признаться! — испытываю вину, потому что воспользовался обстоятельствами, созданными ее исчезновением и вашей тоской по ней. Но мне и самому хотелось бы знать, куда она подевалась.

Тут заговорил Морис, намеренно уводя беседу в сторону.

— Теперь Гели помирится с вами, я уверен.

Волшебное слово было произнесено. Гитлер размягчился, сразу принялся воспевать достоинства королевского лимузина. Сейчас он мог бы показаться не владельцем машины, а продавцом. И машина, и племянница порознь могли служить источниками вдохновения и энтузиазма, вкупе же они сулили воистину неземное блаженство.

— Как тебе кажется, Эмиль, в достаточной ли мере воплощена в этой машине моя индивидуальность? И она тоже заметит это, правда?

— Я еще не вел ее, мой фюрер. — Качнув широкими плечами, он поддел ногой камешек и отшвырнул его прочь. — Но Гели вы знаете. Полюбить — для нее дело нехитрое.

Гитлер кивнул. Превращение в дядюшку Ади уже, судя по всему, совершилось.

— Рудольф! Дай мне твой перочинный нож.

Гесс поспешил выполнить приказ, а потом с явным изумлением проследил за тем, как его идол встал на колени, затем лег на спину и подлез под гигантское шасси.

— Внесем дату. — Голос доносился из-под машины. — Гели должна навсегда запомнить точное число.

Да и мы все запомним, смутно подумал Гривен, слушая царапающий скрип ножа по металлу и ощущая курьезность совпадения обстоятельств, в которых оказались четверо мужчин, собравшихся у королевского лимузина, из-под которого торчат ноги в шлепанцах и полы халата. Но вот Гитлер вылез из-под машины — и, как всегда при его появлении, все мысли — и даже мысль о Люсинде — отлетели куда-то в сторону. Волосы у него были взъерошены, на кончике носа красовалась грязь; но на этот раз Эмиль не позволил себе и намека на улыбку.

— Вот так-то, мой фюрер! Вы что-то сказали?

— Да нет, это я про себя. — Как это ни удивительно, Гитлер залился румянцем. Трудно было совладать с влюбленностью и со всей присущей ей беззащитностью. — Сперва я хочу показать ее Гели. И не вздумайте уверять меня, будто не станете подглядывать. — Он окинул взглядом всех присутствующих, а не только внезапно помрачневшего из-за того, что его ожидания опять оказались напрасными, Эмиля. — Уж мне-то известно, что такое сила воли.

РАСПУТАННЫЕ УЗЕЛКИ

Глава сорок третья

— Разумеется, — сказал Карл Гривен, — я не могу сказать вам, прочла ли Гели то, что нацарапал на шасси Гитлер. И влюбилась ли она в машину. Шесть дней спустя домоправитель в Мюнхене обнаружил ее с пулей в сердце и с одним из дядюшкиных пистолетов в руке. — Он махнул рукой, словно смахивая пыль, которая меж тем уже давным-давно осела. — Публично было объявлено о самоубийстве. Но разговоры пошли другие. Мол, Гитлер застрелил ее в припадке ярости. Была и иная версия: то ли Гиммлер, то ли Гесс прикончил ее, потому что инцестуальная любовь фюрера начала угрожать интересам всей партии.

Он поглядел бутылку на просвет, плеснул мне в бокал последние капли.