Читаем Седого графа сын побочный полностью

«…приступайте к реквизиции всего наличного хлеба…пока не возьмете пятидесяти процентов причитающегося развёрстке точка когда будут сданы 50 % точка можно поставить вопрос переучёта точка случаях невыполнения развёрстки, халатности немедленно арестуйте сельсовет, волсоветы предавая коммунистов партийному суду, безпартийиых ЧеКа точка…принятых этом порядке мерах равно фамилии арестованных возможно публиковать. Сообщайте губучреждениям точка обычно двух трёх случаев такой конфискации бывает достаточно чтобы сдвинуть ссыпку».

О том, в каких условиях приходилось действовать воронежским продармейцам, красноречиво говорят сообщения с мест:

«Обмундирование продчастей в Воронежской губернии ниже всякой критики: все буквально босые; вооружение — одна берданка на двоих и то без патронов, половина болеет сыпняком» — донесение воронежского губпродкома от 13 февраля 1920.


Памятный знак в честь пятилетия воронежского губпродкома — такой же был и у Ивана Ивановича.


19 апреля 1920 г. воронежский губпродкомиссар Прибытков сообщал в Наркомпрод: «Последние дни в Воронеж стали прибывать отряды Продбюро безоружные, раздетые, чем приводят нас в полное недоумение, ибо оружия в губернии, где шли и идут формирования армейских частей, нет. Мануфактуры, обуви губпродком в связи с военными событиями не получал целый год. Ясно, командировка таких продотрядов лишь трата средств, помощи ровно никакой. Убедительно прошу срочных распоряжений о командировании в Воронежскую губернию годной к работе продармии минимум 2 тыс. штыков».

За два года до празднования юбилея воронежского губпродкома по губернии прокатилось ожесточённое и кровавое восстание против продразвёрстки под началом дезертира из Красной армии Ивана Колесникова. Колесниковцы крайне жестоко и показательно расправлялись с бойцами продотрядов. О серьёзности восстания говорит численность формирований Колесникова — на максимуме, в ноябре 1920-го, его отряд насчитывал 5500 штыков и 1250 сабель. Подавить мятеж Колесникова удалось лишь в 1921 году после привлечения армии.

Ещё раз: Савенко Иван, мой дед

Моего деда — Иван Иваныча — я никогда не видел. То есть мать какое-то время жила со мной в Лисках, вероятно, сразу после моего рождения, в 1943 или 1944 годах. Но вот был ли дед тогда в Лисках или был на фронте, я понятия не имею.

Дед не оставил после себя никаких дневников либо записок, в те годы боялись записывать и вести дневники, или, может быть, записки были, но их уничтожила осторожная бабка Вера Мироновна, потому представление об Иван Иваныче дают мне лишь фотографии да его трудовая книжка.


И ту я успел переписать лишь до 1930 года, а затем присланный мне весной 2016 года исследователем Klimoff файл с трудовой книжкой деда исчез из моих писем, потерял, что ли, электронную силу.

Да, собственно, меня интересует самое начало жизни деда, а не его счетоводческие честные советские будни, и вот там обнаруживается целое скопление тайн.

Во-первых, мы не имеем метрической записи о его рождении и потому не знаем, от кого он родился. Метрических церковных книг по слободе Масловке не сохранилось. А родился он как раз в слободе Масловке. Или не в Масловке? В Масловке, в Масловке. Поскольку в записи о рождении моего отца Вениамина о нём сказано: отец — «крестьянин слободы Масловки». В трудовой книжке Ивана Ивановича Савенко, её вживую видел Антон Klimoff и сфотографировал, мы знаем уже теперь, записано, что он родился 25 июня 1888 г., умер 17 декабря 1945 г. в возрасте 57 лет всего-то. Но от кого родился? Савенко, Савенковых (формы одной и той же фамилии) в слободе Масловке обнаружено было мною с помощью Klimoff) немало. От какого Савенко?


…представление об Иван Иваныче дают мне лишь фотографии…


Вот список Савенко-Савенковых, обнаруженных в метрических книгах Николаевского собора города Боброва Воронежской губернии.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Рыбья кровь
Рыбья кровь

VIII век. Верховья Дона, глухая деревня в непроходимых лесах. Юный Дарник по прозвищу Рыбья Кровь больше всего на свете хочет путешествовать. В те времена такое могли себе позволить только купцы и воины.Покинув родную землянку, Дарник отправляется в большую жизнь. По пути вокруг него собирается целая ватага таких же предприимчивых, мечтающих о воинской славе парней. Закаляясь в схватках с многочисленными противниками, где доблестью, а где хитростью покоряя города и племена, она превращается в небольшое войско, а Дарник – в настоящего воеводу, не знающего поражений и мечтающего о собственном княжестве…

Борис Сенега , Евгений Иванович Таганов , Евгений Рубаев , Евгений Таганов , Франсуаза Саган

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Альтернативная история / Попаданцы / Современная проза
Кредит доверчивости
Кредит доверчивости

Тема, затронутая в новом романе самой знаковой писательницы современности Татьяны Устиновой и самого известного адвоката Павла Астахова, знакома многим не понаслышке. Наверное, потому, что история, рассказанная в нем, очень серьезная и болезненная для большинства из нас, так или иначе бравших кредиты! Кто-то выбрался из «кредитной ловушки» без потерь, кто-то, напротив, потерял многое — время, деньги, здоровье!.. Судье Лене Кузнецовой предстоит решить судьбу Виктора Малышева и его детей, которые вот-вот могут потерять квартиру, купленную когда-то по ипотеке. Одновременно ее сестра попадает в лапы кредитных мошенников. Лена — судья и должна быть беспристрастна, но ей так хочется помочь Малышеву, со всего маху угодившему разом во все жизненные трагедии и неприятности! Она найдет решение труднейшей головоломки, когда уже почти не останется надежды на примирение и благополучный исход дела…

Павел Алексеевич Астахов , Павел Астахов , Татьяна Витальевна Устинова , Татьяна Устинова

Современная проза / Проза / Современная русская и зарубежная проза
Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет – его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмель-штрассе – Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» – недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.

Маркус Зузак

Современная русская и зарубежная проза