Седой

— Ну, мам, — укоризненно сказала Лена. — Мы все уже решили. Олег будет поступать на исторический. Он уже готовится.

— Тогда давайте решим: все-таки работать или готовиться?

Иванов хотел ответить, но Людмила Александровна перебила:

— Ваши сто или двести рублей ничего не изменят. Если поступать — то поступать. Отличником вы не были, я думаю, да еще армия. Нужны репетиторы. Первое время мы можем вам помочь…

— Нам не надо помогать, — сказал Иванов.

— Скажите, какой гордый! Я не о вас забочусь, а о своей дочери!

— О чем ты говоришь, Люда? — впервые подал голос Игорь Николаевич. — Подумай сама, что ты говоришь? Допрос устроила!

— Игорь…

— Человек хочет и может сам содержать семью! Нормальный мужик! Своими руками! Не как эти плейбои! Нет: немедленно в институт! Направление главного удара! Что, курицам своим на работе стыдно будет сказать, что у Ленки муж работяга?.. А расписывала: ужас! чуть не уголовник!

— Что с тобой, Игорь? Просто разговариваем…

— Что с тобой, Люда? Послушала бы ты себя такую двадцать лет назад! Помолчи, я сказал!..

— Ты не так понял, Игорь, — Людмила Александровна вдруг по-детски обезоруживающе улыбнулась. — Меня же волнует, как ребята будут жить. Сейчас чай будем пить. Лена, поставь чайник.

Лена встала, кивнула Иванову. Они вышли на кухню.

— Баре, черт вас всех возьми… — бушевал в комнате Игорь Николаевич.

— Да не о том же я, Игорь! Как они жить будут? У них же ничего общего нет…

Лена закрыла дверь.

— Не обращай внимания, — усмехнулась она. — Раз в неделю он бунтует. По субботам после обеда… Сейчас она с ним управится. Это у нее здорово выходит.

— Зачем мы сюда пришли? — спросил Иванов.

— Ее тоже можно понять, — миролюбиво сказала Лена. — Она меня в Швейцарию от тебя увезла, а тут опять ты… Мы не проживем пока без них, Олег, — серьезно добавила она.

— Мне ее подачки не нужны.

— Хватит воевать, а? Давай просто жить… Днем работать, вечером заниматься? Ты не поступишь…

— Значит, поступлю через год.

— Ну да, а мне что делать? — Лена потерлась носом о его плечо и жалобно глянула снизу вверх. — Видеться будем по выходным? А для чего я замуж выходила?

— Я денег у нее не возьму.

— Деньги возьму я. В конце концов, это наши семейные дела… Пойдем, кончилось уже.

Они вернулись в комнату. Игорь Николаевич, поникший, сидел в кресле, на столике стояла бутылка коньяка, рюмка.

— Вся беда в том, что мы быстро забываем, какими были сами, — устало говорил он.

— Ну, как все мужики — за бутылкой на обобщения тянет, — улыбнулась Людмила Александровна, — Пьяница ты мой, — она погладила мужа по редкой шевелюре.

Игорь Николаевич, морщась, потер левую сторону груди, снова потянулся за коньяком, но Людмила Александровна убрала бутылку.

— Ну, хватит, хватит… Накричался, сердце болит? Лена, чашки забыла, конечно? Пойдем, поможешь…

Игорь Николаевич сидел, опустив голову. Глянул на Иванова, невесело виновато усмехнулся…

Иванов вошел в подъезд дома Александра, кивнул вахтерше и направился к лифту.

— Вы к кому?

— К Завьяловым.

— А-а… Это… минуточку, — приподнялась вахтерша. — Просил не пускать Андрей Никитич… отец, то есть…

Иванов вернулся к ней.

— Почему?

— Может, оно и правда… Чего напоминать лишний раз. Вера Алексеевна только оправилась…

…В зыбком свете прожектора возникали из черной космической пустоты вешки по краям дороги. Далеко впереди, куда не доставал прожектор, стеной стояла полярная ночь. Временами казалось, что вездеход проедет освещенное пространство и с разбегу уткнется в нее или провалится в пустоту, но снова появлялась пара вешек — вездеход сам торил себе путь в черной бездне.

Сзади в кабине стояли ящики с продуктами, лежали посылки и мешок с письмами. Александр курил в правом сиденье. Иванов за рычагами управления не отрываясь следил за дорогой.

— Или литераторша у вас была дура, или ты дурак: прочитал и не понял, — сказал Александр. — Не непротивление злу, а непротивление злу насилием! Потому что любое насилие — тоже зло. Тебя ударили — ты ударил, тебя унизили — ты унизил, тебя предали — ты предал. И стал таким же, как они. Одним из них.

— Но ведь я прав, — упрямо сказал Иванов. — А они — нет!

Александр усмехнулся.