Сёганай

В Новой немецкой медицине важным шагом для достижения полного исцеления является реконструкция события, приведшего к проявлению Синдрома Дирка Хамера и всех сопутствующих треков.

Элизабет вспомнила «Мастерство Франца Кафки состоит в том, что он заставляет читателя перечитывать свои произведения. Развязки его сюжетов подсказывают объяснение, но оно не обнаруживается сразу, для его обоснования произведение должно быть перечитано под иным углом зрения. Иногда существует возможность двойного толкования, поэтому появляется необходимость двойного прочтения. Именно этого и добивается автор. Но напрасно пытаться всё внимание концентрировать на деталях. Символ всегда обнаруживается в целом, и при точном разборе произведения возможно воссоздать лишь общее движение, не допуская буквальности. Впрочем, нет ничего более трудного для понимания, чем символическое произведение. Символ всегда превосходит задуманное автором. В этом отношении самый верный способ понять произведение – это начинать его чтение без заранее принятой установки, не стараясь отыскать в нём тайные течения. Для Франца Кафки, в частности, правильным будет принять его условия и подходить к драме и роману с точки зрения их облика и формы. Непосвященного читателя, прежде всего, увлекают необычные приключения героев, дрожащих от страха, но упорных в поисках вопросов, которые они сами никогда точно не формулируют. В романе «Процесс» Йозеф К. должен предстать перед судом, но он не знает, в чём его обвиняют. Адвокаты считают его дело сложным. Между тем К. продолжает любить, есть или читать газету. Потом начинается суд. Но в зале суда очень темно, и К. мало что понимает. Он лишь предполагает, что осужден, но едва ли спрашивает себя, какое его ждёт наказание. К тому же он сомневается, будет ли наказан, и его жизнь идёт своим чередом. Спустя довольно большой промежуток времени два хорошо одетых и вежливых господина приходят к К. и приглашают его следовать за ними. С величайшей учтивостью они ведут К. в безлюдное место за городом, приказывают ему положить голову на камень и перерезают ему горло. Перед тем как умереть, осужденный говорит лишь: «Как собака»27.

Лино уснул, и она легла рядом с ним. Он уснул в очках, – он читал свои бесконечные бумаги.

Элизабет подумала о Джейке, о том, каким он стал – как Бальтазар, тенью…

Она вспомнила «Я вижу застывающую тень –

Моё в воде весенней отраженье

Тебя мне очень жалко, тень моя

Но ведь и я достоин сожаленья»

Он с трудом попрощался.

– До утра, Элизабет!

– До утра.

Элизабет не знала, что с ней…

– Прости! – Шёпотом сказал ей, Лино.

Она посмотрела на него, улыбнулась, и тихо сказала ему:

– За что?

– За то, что я заснул.

Элизабет заглянула Лино в глаза.

– Прощаю!

Он ласково посмотрел на неё.

– Я хотел тебя дождаться…

Лукавая улыбка.

– Но то, что я читал, меня усыпило!

– А что ты читал, солнце моей жизни?

Ей вдруг стало весело.

– «Человек не доживает и до ста лет, а суетится на тысячу»!

Лино посмотрел на неё с блеском в глазах.

– Я читал про этих… суетящихся.

– Мы тоже суетимся, Лино?

Элизабет почувствовала нежность к этому мужчине.

– Мы с тобой?

Лукавая нота в его красивом голосе.

– Да, мой нежный мальчик, мы с тобой!

– Ну…

Ямочки на его щеках.

– Мы с тобой суетимся так, словно за одну жизнь хотим прожить несколько жизней.

Она почувствовала, что он прав.

– Я, кажется, в тебя влюблена..

Его лазурно-голубые глаза вспыхнули.

– Тебе не кажется!

Элизабет засмеялась.

– Ну же…

Лино нежно заглянул ей в глаза.

– Скажи мне, что гложет Гилберта Грейпа?

– Ты хотел сказать; Холдена Колфилда?

Он рассмеялся.

– Ты всегда знаешь, что я хочу сказать!

– Это плохо, Лино?

Она посмотрела на него очарованно.

– Страшно.

– «Страшно»?

Лино взволнованно заглянул ей в глаза.

– Что тебя больше никто так не поймёт, никогда, – не сможет, понять!

Элизабет поняла его.

– Поймут, не смогут, не понять!

– Почему, «не смогут»?!

Странно он посмотрел на неё, так, словно его это мучило, мысль об этом.

– Мне понравились слова: «Логическая машина отличается от мозга тем, что не может иметь сразу несколько взаимоисключающих программ деятельности. Мозг может их иметь, он всегда их имеет, поэтому-то он и представляет собой поле битвы у людей святых или же пепелище противоречий у людей более обычных»28.

Шаде пела рядом с ними «The sweetest taboo» и Элизабет печально усмехнулась.

– «Пепелище противоречий»… «Мы должны стремиться не к тому, чтобы нас всякий понимал, а к тому, чтобы нас нельзя было не понять»… «Мы хотим, чтобы нас понимали, – чтобы нас нельзя было не понять»!

Она заглянула Лино в глаза.

– Я видела Данте Алигьери, и сначала его лицо показалось мне лицом желчного человека, а потом я подумала, что это горечь…

Лино смотрел на неё очень внимательно.

– В конце концов, я поняла, что это печаль: «Я пошел к Ангелу, и сказал ему: дай мне книжку. Он сказал мне: возьми. Съешь её! И она будет горька во чреве твоем»!..