— Кадета немцы ещё год назад учили по своим тылам ходить. Так, давайте, в темпе крутите план. Сколько надо времени?
Они опять переглянулись. Да что вы как двойнёвые близнецы, всё переглядываетесь?
— Через час начнём ориентировать группы. За час до рассвета — атака.
— Только бы они не слиняли оттуда, — сказал другой.
Как привычно стало слышать от людей этого времени анахронизмы. А Громозека посмеивается:
— Чё?
— Геринг. Шеф летчиков — Геринг. А Геббельс — главный пропагандист.
— Да? Да их хрен разберёшь! Как у эльфов — все на «Г». Они все с одного клана?
— А кто такие эльфы? — спросил один аналитик под наше с Громозекой ржание.
— Есть такие, что помогают жителям Гондора, гондонам, — ответил Громозека, что ещё больше развеселило нас. Какие эльфы, какие гондорцы? Как это было далеко, как это было смешно!
План был хорош. И уже стал типовым. Так сказать, подчерк появился у моего штаба. Свой стиль. Мой стиль.
План такой — одна группа со средней дистанции открывает шквальный огонь из всего, что есть по месторасположению цели, две группы, под прикрытием огня, с флангов сближаются на расстояние броска и по сигналу — а сигнал — прекращение обстрела первой группы, меняющей позиции — бросаются в атаку. И ещё одна группа сидит в засаде. Как раз с той стороны, откуда мы не атакуем. Предыдущие три раза немцы ломились как раз в западню, на залпы Единорогов и трассеры пулемётов.
Щелчок в эфире. Одна группа на месте. Я в составе ещё одной. О, ещё щелчок. Ждём четвёртую группу.
А у немцев — тихо. Почти. Кто-то долбит кувалдой по стальной болванке — в ночи грохот далеко разносится. Сверкает электросварка, рычит лишённый глушака электрогенератор, едва слышно шипит, бросая неровные вспышки, автоген. Рембат. Может, мы ошиблись, может, это не кампфгруппа, а просто — рембат? А благосклонность люфтваффе? Командир ремонтников имеет приятеля в штабе авиагруппы?
К чёрту! Всё одно их убивать!
А вот и щелчок! Огонь!
Ряд вспышек, грохот выстрелов орудий, почти мгновенно — взрывы. Вспышки, вой сирены, ещё взрывы — залпов орудий теперь не слышно. Теперь можно и по рации потрепаться:
— Малыш, вызывает Пух.
— Слышу тебя, Пух.
— Как отстреляешься, всю малышню веди в лобовую.
— Понял, Пух, в лобовую.
Все свои танки я привёл. Рисковал, конечно. Т-34, да и Т-34М ревут даже громче Единорогов. Сильно громче. И сверкают пламенем выхлопа из «глушителей», которые не слишком и глушат. Они сейчас в километре стоят, ведут огонь навесом через головы первого группы. Всего — десять танков. Силища! Это только Т-34. Куцых я и танками не считаю. Пусть машинами сопровождения работают.
Эфир зашипел помехами включившейся в работу глушилки. Рискуем аппаратом, конечно, но надо получить временную фору.
Красная ракета. Обстрел закончился, как отрезали. Блин, как же они ревут! Немцы засуетились.
— В атаку! — заорал я и побежал.
Рядом Громозека и бойцы комендантского взвода, довольные, как обожравшиеся бегемоты, улыбки от уха до уха — наконец-то их пустили в бой. А то всё бочки таскай да ящики катай.
— Атас!
Я рухнул на землю. Взрывы гранат, мат. По-нашему и не по-нашему. Крики, беспорядочная стрельба. Я опять опаздываю! Опять всех немцев без меня перебьют!
Стадом изрыгающих огонь носорогов по селу прокатились наши тридцатьчетвёрки, давя, сминая, отбрасывая, круша. За ними — сплошной мат-перемат. Это Кровавые Вороны сыплются с брони. Решили километр прокатиться? Теперь прыгайте! Вы же десант! Там прыгать надо было, за околицей. Лентяи!
На меня вылетели два немца. Ура! Я — с мясом! Я только начал наносить удар штыком, а они оба взорвались кровавыми фонтанами и улетели, как кегли при страйке в кегельбане.
— Громозека! Ну кто же из пулемёта в упор стреляет? Это же не эстетично! Я весь в крови этих ублюдков!
— Штыком — эстетичнее?
— Ты в следующий раз их из пушки приголубь!
— Обязательно! Гранатомёты скорее бы сделали, что ли! — ответил мне этот мечтатель. Всё ждёт, когда ему предоставят гранатомёты, в которые он заранее влюбился, зная гранатомёты только по моим рассказам. Хотя я и сам гранотомёты эти видел только по телеку.
Повоевать мне всё же удалось. Я с разбега рыбкой нырнул в маленькое окошко хаты, кувырок, сбил с ног подсечкой одного немца в панталонах, выхватил ТТ, два сдвоенных выстрела — в немца в углу и в этого, у моих ног. Оба только в белье. А не надо спать во время боя, ослы! Или взрывы вам не намёк на побудку и выдвижение на место несения службы?
— Чисто! — крикнул Громозека из сеней.
— Чисто! — ответил я, шаря пистолетом по углам. — Чердак проверь!
— Атас! — закричал Громозека, кидая гранату в духовое окошко.
— Не стреляйте! — оттуда крик. Мальчик. Твою!
— Прыгай, граната!
Серый росчерк падающего тела, мы прыгаем, чтоб поймать, ловит Громозека, падаем. Глухой взрыв гранаты. Стон.
— Ты ранен?
— Вы тяжелые.
— Громозека, у тебя в голове мозги или творог?
— Откуда мне знать, что он там?
— Радиус сплошного поражения Ф-1 — триста метров, баран! Эта изба для неё — бумага. Ты нас мог убить!
— Всегда так делали, чёй-то никого не прибило! А за барана — я тебе припомню. Утром же!