Сегодня вечером и всегда (сборник)

– Готово? – Он опустил ей руки на плечи, и она едва удержалась, чтобы не вздрогнуть.

– Да.

– Хорошо. Так давай начнем.

У окна стоял небольшой, дымчатого стекла столик. Несмотря на широкую панораму города, открывавшуюся отсюда, место было уютное и даже интимное. Оно было поднято над полом гостиной на три ступеньки и отгорожено от нее железной решеткой. По всей комнате горели разные по форме и величине свечи. Свет был мерцающий и мягкий. Английская фарфоровая посуда была само совершенство. Пока Ливи пыталась отрешиться от обаяния атмосферы, Торп разложил салат. Ведь она пришла серьезно поговорить. Пора бы и приступить к разговору.

– У тебя прекрасная квартира, – начала она. – Ты давно здесь живешь?

– Три года.

– А как ты выбирал ее?

Торп усмехнулся:

– Очень просто. Она удобна, а красивой я сделал ее сам. Я поселился здесь после Израиля. Я там работал как раз, когда случилась уотергейтская история. До сих пор жалею, что не был здесь. Ух и репортаж я бы сделал на эту тему.

Он предложил ей масло и уксус.

– Я знавал редактора, который выбросил в корзинку полученный материал на эту тему. У него была запарка, и он полагал, что никто не придает значения какому-то дурацкому взлому и подслушиванию. Теперь он, по-моему, где-то в Айдахо продает подержанные автомобили.

Ливи рассмеялась, а потом спросила:

– Ты долго пробыл на Ближнем Востоке?

– Слишком долго. – Он поймал вопросительный взгляд Ливи. – Долгие часы скуки и мгновения ужаса. Не очень здоровый образ жизни. Война открывает нам глаза, чтобы видеть, на что способен человек, может быть, даже чересчур широко.

– Наверное, это очень трудно, – сказала она тихо, пытаясь зрительно представить себе картину, – делать репортажи о войне, о такого рода войне, в чужой стране…

– Да, это нелегко, – пожал он плечами. – Дело в том, что, описывая такую войну, ты подвергаешься опасности забыть о том, что тоже человек. Вот здесь, – он постучал себя по виску, – все время норовит поселиться мысль, что ты неуязвим и что камера властвует над полем битвы. Но это опасное заблуждение, которое пули и гранаты не уважают.

Ливи поняла, что он имеет в виду. Она сама однажды беззаботно проследовала в правительственное здание за группой, обезвреживающей бомбы. Она думала только о прекрасном репортаже, который у нее получится. И только позднее до нее дошло, как она рисковала.

– Это странно, правда? – задумчиво спросила она. – И такое случается не только с репортерами. С телеоператорами дело обстоит еще хуже. В чем, по-твоему, причина?

– Некоторые любят бросаться словами: мол, это особая миссия, священный долг – довести информацию до общества. Но я всегда относил это за счет стремления сделать свое дело как можно лучше.

– Узкое мышление, – заметила Ливи, вспомнив, что именно эту фразу он как-то сказал. – И звучит куда прозаичней, чем слово «миссия».

Торп улыбнулся, глядя, как пламя свечей бросает отблески на ее лицо.

– А ты ищешь романтики в своей профессии, Ливи?

Вопрос испугал ее и сразу вернул к действительности.

– Нет. Нет, конечно, я не ищу романтики. – И тут же упрекнула себя. – Именно поэтому я согласилась пообедать с тобой сегодня вечером.

– Значит, ты стараешься романтику отделить от своей профессии?

Ливи нахмурилась. Почему он все так странно воспринимает?

– Да… то есть нет, – смутилась она.

– Пока ты думаешь, я принесу спагетти.

Ливи чертыхнулась про себя и разломила надвое кусочек хлеба с чесноком. Почему в его присутствии все ее планы рушатся? И почему он всегда одерживает верх? Выпрямившись, она подняла бокал с вином. Ну что ж, попробуем еще раз.

– А вот и мы.

Торп поставил на столик блюдо тонких прозрачных макарон, залитых соусом.

– Торп… – начала Ливи. Перед запахом, однако, было невозможно устоять, и Ливи стала наполнять свою тарелку, не переставая говорить: – Я думаю, что ты все понял.

– Конечно, конечно, Оливия. Ты на редкость внятно умеешь выражать свои мысли.

– Зачем же усложнять мое положение…

– Посылая тебе цветы, – закончил он и подал ей тертый сыр.

– Ну да. – Удивительно, как глупо прозвучала эта мысль, выраженная вслух. – Да, конечно, это очень мило с твоей стороны, но… – И она хмуро намотала спагетти на вилку. – Я не хочу, чтобы ты сам или кто-нибудь другой придавали этому какое-то особое значение.

– Разумеется. – Он, не отрываясь, смотрел, как она ест. – Ну, каково?

– Фантастика! Совершенная фантастика! – Ливи остро ощутила чувственное наслаждение от еды. – Никогда не ела ничего вкуснее.

Она опять намотала спагетти на вилку, пытаясь вспомнить, что именно хотела объяснить Торпу.

– Во всяком случае, коллеги так не поступают, ты же знаешь.

Спагетти по-прежнему были великолепны.

Ему доставляло неимоверное удовольствие видеть, с каким аппетитом она поглощает его стряпню. Ливи даже слегка облизала вилку.

– Ну, я имею в виду цветы. Между нами ведь существует давнее соперничество. То есть между местной и национальной службами новостей. Как, например, между родными сестрами.

– Ты имеешь в виду свою сестру? – уточнил Торп. Мерцание свечей зажгло золотые искорки в ее глазах. Ему показалось, что он может даже сосчитать их.