Сёгун

— Да, господин, пожалуйста, простите меня, но я полностью согласна с моим мужем. Он ни в чем не виноват, и все наши люди — тоже. Мы честны: что бы ни случилось, что бы вы ни приказали — мы сделаем.

— Так! Вы преданные вассалы, да? Послушные? Вы всегда выполняете мои приказы?

— Да, господин.

— Хорошо. Тогда ступайте и убейте своих детей. Сейчас.

Судару отвел глаза от отца, посмотрел на жену, та слегка повела головой и кивнула, соглашаясь.

Судару поклонился Торанаге, сжал рукоятку меча и встал. Уходя, он тихонько прикрыл за собой дверь. Стояла мертвая тишина… Дзендзико взглянула на Марико и снова опустила глаза. Колокола пробили половину часа козла. Воздух в комнатах, казалось, стал плотнее. Дождь на короткое время перестал, потом пошел снова, более сильный. Сразу после того, как колокола пробили следующий час, раздался стук в дверь.

— Да?

Это был Нага.

— Прошу простить меня, господин, мой брат… Господин Судару хочет войти еще раз.

— Впустите его — потом возвращайтесь на свой пост.

Судару вошел, встал на колени и поклонился. Он был мокр, волосы от дождя слиплись, плечи слегка дрожали.

— Мои… мои дети… Вы уже забрали их, господин.

Дзендзико вздрогнула и чуть не упала вперед, но поборола свою слабость и прошептала мужу побелевшими губами:

— Вы… вы не убили их?

Судару покачал головой. Торанага свирепо произнес:

— Ваши дети в моих апартаментах ниже этажом. Я приказал Чано-сан забрать их, когда вызвал вас сюда. Мне нужно было проверить вас обоях. Жестокие времена требуют жестоких мер. — Он позвонил в колокольчик.

— Вы… вы отменяете ваш… приказ, господин? — Дзендзико отчаянно пыталась сохранить холодное достоинство.

— Да. Мой приказ отменяется. На этот раз. Это было необходимо, чтобы понять вас. И моего наследника.

— Благодарю вас, благодарю вас, господин! — Судару униженно склонил голову.

Открылась внутренняя дверь.

— Чано-сан, приведите сюда на минутку моих внуков, — распорядился Торанага.

Три скромно одетые воспитательницы и кормилица вошли с детьми: девочками, четырех, трех и двух лет, в красных кимоно, с красными лентами в волосах, и младшим сыном, — ему было всего несколько недель, он спал на руках у кормилицы. Воспитательницы стали на колени и поклонились Торанаге, их подопечные с серьезным видом скопировали эти действия и опустили головы на татами — кроме самой маленькой девочки, которой потребовалась помощь заботливой, хотя и твердой руки.

Торанага с важным видом ответил им таким же поклоном. Потом, выполнив эту скучную обязанность, дети бросились к нему в объятия — кроме самого маленького, которого взяла на руки мать.

* * *

В полночь Ябу с высокомерным видом прошествовал по двору перед главной башней замка. На постах всюду стояли самураи из отборных частей личной охраны Торанага. Луна едва светила, стоял туман, звезд почти не было видно.

— А, Нага-сан! В чем дело?

— Не знаю, господин, но всем приказано идти в зал для собраний. Прошу меня извинить, но вы должны оставить мне все свои мечи.

Ябу вспыхнул при таком неслыханном нарушении этикета, но тут же передумал, почувствовав холодную напряженность юноши и нервозность стоящей рядом охраны.

— А по чьему это приказу, Нага-сан?

— Моего отца, господин. Так что извините. Если не хотите идти на собрание — как вам угодно, но я обязан сказать, что вам приказано явиться без мечей, и, простите, вы должны так и поступить. Прошу меня простить, но я не могу иначе.

Ябу заметил, что у караульного домика, сбоку от огромных главных ворот, уже сложено много мечей. Он взвесил, насколько опасно ему отказываться, и, решив, что это неприемлемо, неохотно оставил свои мечи в общей куче. Нага вежливо поклонился, и сбитый с толку Ябу вошел в огромную комнату с окнами-амбразурами, каменным полом и деревянными перекрытиями.

Вскоре все собрались — пятьдесят старших генералов и семь дружественно настроенных дайме из мелких северных провинций. Все были встревожены и нервно ерзали на своих местах.

— О чем пойдет разговор? — мрачно спросил Ябу, заняв свое место.

Генерал пожал плечами:

— Возможно, о походе на Осаку.

Другой изучающе посмотрел по сторонам:

— Или планы изменились, а? Он собирается объявить «Малиновое…»

— Извините, но вы витаете в облаках. Наш господин решил: он едет в Осаку, и все. А вы, Ябу-сама, когда приехали сюда?

— Вчера. Больше двух недель торчал со своими самураями в маленькой грязной деревне, Иокогаме, — чуть южнее ее. Порт прекрасный, но клопы! Ужасные москиты и клопы — в Изу таких злых сроду не было.

— Вы уже знаете новости?

— Вы имеете в виду — плохие? Выезжаем через шесть дней, да?

— Да. Ужасно! Позор!

— Конечно, но сегодня вечером — еще хуже, — мрачно сказал генерал. — От меня никогда не требовали оставлять мечи, никогда!

— Это оскорбление! — не без умысла добавил Ябу. Все посмотрели на него.

— Я тоже так думаю, — нарушил общее молчание генерал Кьесио. Серата Кьесио был седой, резкий человек, командующий Седьмой армией. — Я еще ни разу не появлялся на людях без мечей. Я похож на какого-то вонючего торговца! Я думаю… Э-э-э… приказ есть приказ, но некоторые приказы лучше бы не отдавать.