Сёгун

— Нет, отец. Он просто знает эту тайну.

— Невероятно! Оноши слишком скрытен и слишком умен. Если бы он планировал такое, никто бы не проведал. Вы, наверное, ошибаетесь. Кто вам это сообщил?

— Извините, я не могу открыть, простите меня. Но я считаю, что это правда.

Алвито стал перебирать все варианты. И тут же его озарило:

«Урага! Конечно же! Урага исповедовал Оноши! О Матерь Божья, Урага нарушил тайну исповеди и рассказал своему сюзерену…»

— Может быть, все эти тайны и не соответствуют действительности, отец. Но я считаю, что это все правда. Только Бог знает истину…

Марико не подняла вуали, и Алвито ничего не мог заметить по ее лицу. На небе уже занимался рассвет… Священник посмотрел на море: на горизонте можно было различить оба корабля — они направлялись на юго-запад, весла галеры взлетали в унисон, ветер легкий, море спокойно… У Алвито заболела грудь, голова гудела от всего, что он узнал… Он молил Бога о помощи и пытался отделить факты от выдумки. В глубине души он чувствовал: все верно, и доводы ее безупречны.

— Вы сказали, что Торанага перехитрит Ишидо — что он победит?

— Нет, отец, никто не победит. Но без вашей помощи господин Торанага проиграет. Затаки доверять нельзя — он всегда будет угрозой нашему господину. Затаки осознает это и понимает, что обещания Торанаги — пустой звук: Торанага в конце концов попытается его уничтожить. Если бы я была на месте Затаки, я уничтожила бы Судару, и госпожу Дзендзико, и всех их детей сразу же, как только они попали в мои руки, и сразу же двинулась бы против Торанаги со стороны северных границ. Я бросила бы свои войска с севера, что вывело бы Ишидо, Икаву Дзикью и всех остальных из их дурацкой летаргии. Торанагу слишком легко уничтожить, отец.

Алвито подумал немного, потом сказал:

— Поднимите вуаль, Мария. — Он увидел, что ее лицо превратилось в маску, — Зачем вы рассказали мне все это?

— Чтобы спасти жизнь Анджин-сана.

— Вы совершаете преступление ради него, Мария? Вы, Тода-Марико-нох-Бунтаро, дочь генерала Акечи Дзинсан, — вы совершаете преступление из-за иностранца? Вы просите меня поверить в это?

— Нет, простите, также… также чтобы защитить церковь. Прежде всего чтобы защитить церковь, отец… Я не знаю, что делать. Я думала, вы… Господин Торанага — единственная надежда церкви. Я надеялась, вы как-то поможете ему… защитить церковь. Господину Торанаге сейчас нужно помочь, он хороший и умный человек, и церковь при нем будет процветать. Я знаю, что ее настоящий враг — Ишидо.

— Большинство дайме-христиан верят, что Торанага уничтожит церковь и наследника, если победит и получит власть.

— Это не исключено, но я сомневаюсь. Он честно ведет себя с церковью — и всегда это было так. Ишидо — ярый противник христиан. И госпожа Ошиба — тоже.

— Все крупные дайме-христиане против Торанаги.

— Ишидо — крестьянин. Торанага-сама честный и мудрый, он хочет торговать.

— Торговать будут всегда, кто бы ни стал правителем.

— Господин Торанага во всех делах проявлял себя как ваш друг, и, если вы честны с ним, он будет честен с вами. — Марико показала на начатый фундамент, — Это ли не свидетельство его честности? Он охотно отдал вам эту землю — даже когда вы подвели его — и потерял все, и вашу дружбу тоже.

— Может быть.

— И еще одно, отец: только Торанага-сама в силах предотвратить эту бесконечную войну — вы ведь знаете. Как женщина, я прошу Бога, чтобы вечная воина прекратилась.

— Да, Мария, он, наверное, единственный, кто это может.

Он отвел от нее глаза: брат Михаил стоял на коленях, погруженный в молитвы, две служанки терпеливо дожидались у берега. Иезуит был ошеломлен всем услышанным, нервы его устали, но он чувствовал подъем, прилив сил.

— Я рад, что вы пришли сюда и открыли мне все это. Благодарю вас от имени церкви и от себя, слуги церкви. Я сделаю все, что обещал.

Она наклонила голову и ничего не сказала.

— Вы передадите мое послание отцу-инспектору, Марико-сан?

— Да, если он в Осаке.

— Личное письмо?

— Да.

— Оно будет на словах: вы расскажете ему все, что сказали мне и что я сказал вам. Это все.

— Очень хорошо.

— Обещаете мне перед Богом?

— Вам нет нужды говорить мне это, отец. Я согласилась. Он заглянул ей в глаза — взгляд ее был тверд и решителен.

— Прошу простить меня, Мария. Теперь давай перейдем к твоей исповеди.

Она опустила вуаль.

— Я тоже прошу меня простить, отец, я недостойна даже того, чтобы исповедаться.

— Все мы достойны перед Богом.

— Кроме меня. Я недостойна, отец.

— Вы должны исповедаться, Мария. Я не могу продолжать мессу — вам надо предстать перед Ним очищенной.

Она стала на колени.

— Простите меня, отец, так как я согрешила, но я могу только признаться, что недостойна исповеди, — прошептала она прерывающимся голосом.

Отец Алвито сочувственно положил руку ей на голову.

— Дочь моя, позволь мне просить у Бога прощения за твои грехи. Позволь мне от Его имени дать тебе прощение и представить тебя перед Ним. — Он благословил ее и продолжал свою мессу в воображаемом соборе, под рассветным небом… службу более реальную и более красивую, чем те, которые они воочию видели в своей жизни.

* * *