Сегун. Книга 1

– У вас на борту много свободных пушек, – продолжал отец-инспектор. – Почему не дать их ему негласно? Продайте на самом деле. Вы все время торгуете оружием. Он покупает оружие. Четыре пушки будет более чем достаточно. Их легко перевезти на баркасе, с запасом пороха и ядер, украдкой. Тогда дело будет решено.

Феррьера вздохнул:

– Пушки, Ваше Преосвященство, бесполезны на борту галеры. У нее нет пушечных портов, нет пушечного такелажа, нет пушечных пиллерсов. Они не смогли бы воспользоваться пушками, даже если бы у них имелись канониры, которых нет.

Оба священника были поражены.

– Бесполезны?

– Абсолютно.

– Но, конечно, дон Феррьера, они могут приспособить…

– Эта галера непригодна для применения пушек без переделки, которая займет по крайней мере неделю.

– Что такое? – спросил Торанага подозрительно, сообразив: что-то не так, однако это пытаются от него скрыть.

– Он спрашивает, в чем дело, – сказал Алвито.

Дель Акуа понял, что почва уходит у них из-под ног.

– Адмирал, пожалуйста, помогите нам. Пожалуйста! Я прошу вас. Мы добились больших уступок для нашей веры. Вы должны поверить мне. Доверьтесь мне! Вы обязаны помочь господину Торанаге как-то выбраться из гавани. Я прошу вас от имени церкви. Один собор – огромная уступка делу веры. Пожалуйста!

Феррьера не позволил себе выказать торжества. Он даже добавил мрачной значительности своему голосу:

– Так вы просите помощи от имени церкви, Ваше Преосвященство? Конечно, я сделаю все, что вы просите. Я выведу его из западни. Но в свою очередь требую, чтобы меня назначили адмиралом черного корабля на следующий год независимо от того, будет ли удачным или нет этот год.

– Это прерогатива короля Испании, его одного. Я не вправе назначать кого-либо на этот пост.

– Второе: я принимаю ваше предложение относительно золота, но требую вашего ручательства, что у меня не будет сложностей в Гоа с вице-королем или здесь, с золотом или с черным кораблем.

– Вы осмеливаетесь использовать меня и церковь как поручителей?

– Это только деловое соглашение между нами и этой обезьяной.

– Он не обезьяна, адмирал. Вам лучше помнить это.

– Третье: пятнадцать процентов груза этого года вместо десяти.

– Это невозможно.

– Четвертое: поклянитесь, Ваше Преосвященство, перед Богом, что ни вы, ни один из священников, находящихся в вашем подчинении, никогда не будут угрожать мне отлучением от церкви, если я совершу в будущем акт святотатства, каких еще не было. Пятое: дайте слово, что вы и ваши святые отцы БУДУТ МЕНЯ поддерживать и помогать этим двум ЧЕРНЫМ кораблям – также перед Богом.

– Что еще, адмирал? Конечно, это не все? Наверняка есть что-то еще?

– Последнее: мне нужен этот еретик.

Марико, стоя в дверях каюты, смотрела вниз, на Блэкторна. Он лежал в полубеспамятстве на полу, пытаясь выблевать свои внутренности. Боцман привалился к койке. Он с вожделением разглядывал Марико и скалился, показывая пеньки желтых зубов.

– Он отравлен или пьян? – спросила она Тотоми Кану, самурая, который стоял рядом, безуспешно пытаясь не втягивать ноздрями смрад варварской пищи, рвоты, этого уродливого моряка и застоявшихся трюмных вод, который пропитал весь корабль. – Похоже, он был отравлен, да?

– Может быть, и отравлен, Марико-сан. Посмотрите на эту мерзость! – Самурай брезгливо махнул рукой в сторону стола. На деревянной тарелке лежали искромсанные останки ростбифа с кровью; на другой – половинка зажаренного на вертеле каплуна, рядом валялись наломанные куски хлеба и сыра в луже пива; плошка масла соседствовала с блюдом холодного мяса в жирной подливке и наполовину опустошенной бутылкой бренди.

Ни один из двоих японцев никогда не видел раньше мяса на столе.

– Что вам надо? – окрысился боцман. – Здесь нет обезьян, вакаримас? В каюте нет обезьян-сан! – Он поглядел на самурая и отмахнулся от него: – Уходи! Проваливай! – Его взгляд обратился на Марико: – Как тебя зовут? Имя, а?

– Что говорит этот чужеземец, Марико-сан? – спросил самурай.

Марико отвела ошеломленный взор от стола и сосредоточилась на боцмане:

– Простите, сеньор, я не поняла вас. Что вы сказали?

– А? – рот боцмана открылся еще шире. Это был разжиревший верзила, со слишком близко поставленными глазами и большими ушами, волосы его свисали жалкими смоляными сосульками. На толстой шее болталось распятие, за пояс были заткнуты два пистолета. – О, вы можете говорить по-португальски? Японка, которая может говорить на хорошем португальском языке? Где вы научились говорить на цивилизованном языке?

– Меня научил христианский священник.

– Да будь я Богом проклятым сыном проститутки! Мадонна, этот цветок-сан может говорить на нормальном языке!

Блэкторна опять вырвало. Он попытался встать.

– Вы не могли бы… Пожалуйста, вы не могли бы положить его сюда? – Она показала на койку.

– Ага. Если эта обезьяна поможет.

– Кто? Извините, что вы сказали? Кто?

– Он. Этот япошка.

Слова больно ранили ее. Она прилагала немалые усилия, чтобы оставаться спокойной. Марико сделала знак самураю:

– Кана-сан, будьте любезны, помогите этому чужеземцу. Андзин-сан надо положить вот сюда.

– С удовольствием, госпожа.