Сегун. Книга 1

По его предложению совет деревни распорядился, чтобы варвары не знали отказа у женщин – этого требовала вежливость, да и благоразумие: надо же чем-то занять чужаков до приезда властей? Деревня хотя бы потешится пересудами о любовных забавах с иноземцами, ибо на денежное воздаяние надежды нет.

– Женщину? – повторил он, видимо подразумевая, что если пират твердо стоит на ногах, то и прочие его члены должны быть в порядке, его «небесное копье» укутали перед сном, все приготовления сделаны.

– Нет! – Блэкторн хотел только спать. Но, зная, что должен склонить японца на свою сторону, заставил себя улыбнуться и указал на распятие: – Вы христианин?

Мура кивнул.

– И я христианин.

– Священник говорит, что нет. Не христианин.

– Я христианин. Не католик. Но тем не менее христианин.

Этого Мура понять не мог. И Блэкторн не нашел способа объяснить, как ни старался.

– Хотите онна?

– Димё когда приедет?

– Димё? Не понимаю.

– Димё… Ах да! Даймё.

– А, даймё! Хай, даймё!

 – Мура пожал плечами. – Даймё приедет, когда приедет. Спите. Сначала помойтесь, пожалуйста.

– Что?

– Помойтесь. Примите ванну, пожалуйста.

– Я не понимаю.

Мура подошел ближе и брезгливо поморщился:

– Воняет. Плохо. Как от португальцев. Вымойтесь. У нас чистый дом.

– Я буду мыться, когда захочу, и от меня не пахнет! – Блэкторн разозлился. – Каждый знает, что ванны опасны. Хочешь, чтобы я схватил простуду? Ты думаешь, я Богом проклятый глупец? Убирайся отсюда и дай мне поспать!

– Вымойтесь, – приказал Мура, пораженный гневом варвара: разве можно так ронять себя?

Не то чтобы от варвара действительно воняло, но, по сведениям Муры, тот не мылся целых три дня, и никакая женщина не ляжет с ним, сколько ни заплати. «Эти ужасные иноземцы, – подумал Мура, – их не поймешь. Что за мерзкие привычки! Ну ничего. Я отвечаю за тебя. Ты научишься достойному поведению. Будешь мыться в ванне по-человечески, и госпожа, моя мать, узнает то, что ее так занимало».

– Помойтесь!

– А теперь убирайся, не то я разорву тебя на куски! – Блэкторн обжег японца свирепым взглядом, указывая на дверь.

Наступила короткая пауза, появились еще три японца и три японки. Мура коротко объяснил им, в чем дело, потом обратился к Блэкторну:

– Ванна. Пожалуйста.

– Убирайся!

Мура один вошел в комнату. Блэкторн оттолкнул его, не желая причинить вреда – только отпихнуть. И взвыл. Мура ударил его по локтю ребром ладони, и рука Блэкторна повисла плетью, онемев. Разозленный, он попытался атаковать. Но комната закружилась, и он упал ничком. Тут его спину пронзила парализующая боль, он больше уже не мог двигаться.

– Боже мой…

Он попытался встать, но ноги подгибались. Мура спокойно протянул маленький, но твердый, как железо, палец и дотронулся до шеи Блэкторна. У того в глазах потемнело.

– Боже мой…

– Ванну? Пожалуйста?

– Да-да, – выдохнул Блэкторн, ошеломленный тем, что его так легко одолел этот маленький человек и он лежит теперь беспомощный как ребенок, готовый к тому, что ему перережут горло.

Много лет назад Мура обучился искусству карате и дзюдо, так же как владению мечом и копьем. Это было, когда он воевал за Накамуру, крестьянского военачальника, тайко – задолго до того, как тот стал тайко, – когда крестьяне могли быть самураями и самураи могли быть крестьянами, или лодочниками, или даже презренными купцами и снова воинами. «Странно, – подумал Мура, отсутствующе глядя на упавшего гиганта, – едва ли не первое, что сделал тайко, когда приобрел такую силу, – это приказал всем крестьянам вернуться к мирным занятиям и сразу же сдать все оружие. Тайко навсегда запретил им иметь оружие и установил жесткую сословную систему, которая теперь определяет все в жизни страны: самураи выше всех, ниже их крестьяне, затем лодочники, купцы, за ними актеры, парии и разбойники, и, наконец, в самом низу – эта, нелюди, те, кто имеет дело с мертвыми телами, обработкой кожи и мертвыми животными, а также исполняет работу палачей, клеймовщиков и заплечных дел мастеров. Конечно, любой варвар ниже всех на этой лестнице».

– Пожалуйста, извините меня, капитан-сан, – сказал Мура, низко кланяясь, стыдясь того, что варвар потерял лицо, упал, стеная, как грудной ребенок.