Сегун. Книга 2

– Ты, должно быть, ошибаешься. Она никогда не совершит подобного. Это против ее воспитания, их законов и закона Бога. Она истинная христианка. Она знает, что супружеская неверность – страшный грех.

– Да. Но ее брак синтоистский, не освященный перед нашим Господом Богом, так что какая же это супружеская измена?

– И ты сомневаешься в Слове? Ты заражен ересью Жозефа?

– Нет, святой отец, прошу извинить меня, никогда я не сомневался в Слове. Только в том, что сделал человек.

…С тех пор Алвито стал следить за этими двоими. Конечно, они очень нравились друг другу. А почему бы и нет? В этом не было ничего плохого. Почти неразлучные, они учились друг у друга. Женщине велели забыть свою религию, мужчина не знал никакой, кроме налета лютеранской ереси, свойственного, по словам дель Акуа, всем англичанам. Оба сильные, полные жизни люди, однако плохо подходящие друг другу.

На исповеди она не призналась ни в чем. Он не настаивал. Ее глаза сказали ему все и ничего, ничего такого, за что можно было осудить. Он слышал, как объясняет дель Акуа: «Мигель, должно быть, ошибся, Ваше Преосвященство». – «Но она совершила грех супружеской измены? Были какие-нибудь доказательства?» – «К счастью, никаких доказательств».

Алвито натянул поводья и, мгновенно обернувшись, увидел, что она стоит на пологом склоне, капитан разговаривает с Ёсинакой, а старая сводня и ее раскрашенная блудница лежат в своем паланкине. Ему мучительно хотелось спросить: «Вы блудили с капитаном, Марико-сан? Еретик обрек вашу душу на вечную муку? Вы, которой предстояло стать монахиней, а может, нашей первой местной аббатисой? Вы живете в мерзком грехе, в позоре, не исповедуясь, скрывая свои прегрешения от духовника, и тем самым оскверняете себя перед Богом?»

Он видел, как она махнула ему рукой, но на сей раз сделал вид, что не заметил, вонзил шпоры в бока лошади и заторопился прочь.

Той ночью их сон был нарушен.

– Что это, любовь моя?

– Ничего, Марико-сан. Спи.

Но она не уснула, он тоже. Намного раньше обычного она ускользнула обратно в свою комнату, а он встал, оделся, сел во дворе и читал словарь при свечах до самого рассвета. Когда взошло солнце и потеплело, ночные страхи рассеялись, и они мирно продолжали свое путешествие. Вскоре обоз дотащился до Великого прибрежного пути, Токайдо, восточнее Мисимы. Движение здесь заметно оживилось. Больше всего, как всегда, попадалось пеших путников с котомками за спиной. Иногда встречались вьючные лошади, и совсем не было повозок.

– О, повозки – это что-то с колесами, да? В Японии ими не пользуются, Андзин-сан. Наши дороги слишком крутые и все время пересекают реки и ручьи. К тому же колеса портят поверхность дороги, так что пользоваться повозками запрещено для всех, кроме императора, да и он проезжает несколько церемониальных ри в Киото по специальной дороге. Нам они не нужны. Как мы поедем на колесах через ручьи и реки? Их много, слишком много, чтобы через каждую перекинуть мосты. По дороге отсюда до Эдо путник должен пересечь шестьдесят речушек и рек, Андзин-сан. Сколько мы уже преодолели? Дюжину, да? Нет, мы все путешествуем пешком или в седле. Конечно, лошадей и особенно паланкины могут иметь только важные люди, даймё и самураи, да еще не всякие самураи.

– Что? Вы не вправе нанять паланкин, даже если имеете деньги?

– Нет, если не позволяет положение в обществе, Андзин-сан. Это очень мудрое правило, вы так не думаете? На лошади или в паланкине могут путешествовать лекари, а также очень старые или очень больные люди, которые имеют письменное разрешение своего сюзерена. Паланкинами и лошадьми не дозволено пользоваться крестьянам или простолюдинам, Андзин-сан. Это может приучить их к праздности, правда? Им полезнее ходить пешком.

– И знать свое место. Да?

– О да. Но это все делается для поддержания мира, порядка и внутренней гармонии, ва

. Только купцы могут сорить деньгами, а кто они такие, как не паразиты, которые ничего не создают, ничего не выращивают, ничего не делают, а только кормятся за счет чужого труда? Конечно, они должны ходить пешком, не так ли? Это очень мудро.

– Я никогда не видел так много движущихся людей, – поделился Блэкторн.

– О, это еще ничего. То ли еще будет, когда мы приблизимся к Эдо. Мы любим путешествовать, Андзин-сан, но редко делаем это в одиночку. Мы предпочитаем странствовать в обществе других людей.

Но толпы народа не мешали их продвижению. Герб Торанаги на флажках, личный герб Тода Марико и старательность Акиры Ёсинаки, а также гонцы, которых он отправлял вперед, обеспечивали им лучший ночлег на лучших постоялых дворах, а также беспрепятственный проезд. Все другие путники, даже самураи, сразу же с поклоном уступали им путь.

– Они всегда так останавливаются и кланяются?