– Андзин-сан спас Торанаге жизнь, даже три раза. Дважды во время бегства из Осаки, последний раз в Идзу во время землетрясения. – Алвито с удовольствием обгладывал мясистое бедрышко каплуна. Капли сока стекали по его черной бороде.
Родригес ждал продолжения, но священник больше не проронил ни слова. Взгляд моряка опустился на бокал, который он грел в руках. Поверхность густого красного вина тускло поблескивала. После долгой паузы он промолвил:
– Для нас очень плохо, что этот чертов англичанин втерся в доверие к Торанаге. Нам этого совсем не надо. Верно?
– Я с вами согласен.
– И все равно, мне бы хотелось повидаться с ним.
Священник помалкивал. Родригес дал ему подчистить содержимое тарелки, предложил еще, веселость покинула его. Покончив с крылышком, священник выпил еще один бокал вина. Потом достал из буфета бутыль прекрасного французского коньяка и плеснул себе немного.
– Родригес? Не хотите рюмочку?
– Благодарю вас. – Моряк следил за тем, как Алвито наливает орехово-коричневый напиток в хрустальный сосуд. Вино и коньяк прислал святому отцу из личных запасов отец-инспектор, сказавший при этом: «Конечно, Родригес, вы тоже можете отдать им должное вместе с отцом Алвито. Ступайте с Богом! Пусть Он присмотрит за вами и поможет благополучно вернуться в порт, домой». – «Благодарю вас, Ваше Преосвященство».
«Да, благодарю, но не за то, – горько подумал Родригес, – что приказали адмиралу послать меня на эту проклятую посудину, под команду иезуита, и вырвали из объятий бедняжки Грасии. Мадонна, жизнь так коротка, слишком коротка и слишком опасна, чтобы тратить ее на сопровождение этих отвратных священников, даже отца Алвито, самого приличного из них и оттого самого опасного. Мадонна, помоги мне!»
«О! Вы уезжаете, Род-сан? Так быстро? Как жаль…» – «Я скоро вернусь, моя дорогая». – «О, извините… Я буду скучать. И я, и дитя».
На миг он задумался, не взять ли ее с собой на борт «Санта-Филипы», но сразу же отбросил эту мысль: слишком опасно – для нее, для него и для корабля.
«Извини, я скоро вернусь». – «Мы будем ждать, Род-сан. Пожалуйста, простите меня, что я так расстроена, извините».
Хотя и с трудом, коверкая слова, она пыталась говорить на португальском и настаивала, чтобы он называл ее христианским именем Грасия, а не японским, Нян-нян, которое так мило звучит и означает Кошечка. Оно очень подходит ей, а главное, гораздо больше нравится ему.
Он покинул Нагасаки с тяжелым сердцем, проклиная всех священников и адмиралов. Скорей бы, скорее кончились лето и осень. Скорей бы поднял якоря черный корабль, трюмы которого уже ломятся от слитков. Скорей бы отправиться домой, богатым и независимым. А что потом? Проклятый вопрос, полностью завладевший им. Что будет с ней и ребенком? «Мадонна, помоги мне решить!»
– Прекрасный обед, Родригес, – похвалил Алвито, играя хлебным мякишем.
– На доброе здоровье. – Родригес сразу стал серьезным. – Какие у вас намерения, отец? Мне хотелось бы… – он остановился на середине предложения и выглянул наружу. Потом, не удовлетворясь этим, встал из-за стола, прохромал к иллюминатору, выходящему на берег, и посмотрел в него.
– В чем дело, Родригес?
– Я подумал, что наступает отлив. Хочу проверить со стороны моря. – Он отодвинул занавеску, но так и не смог разглядеть носовой якорь. – Извините меня, я на секунду, отец.
Он вышел на палубу. Вода плескалась о якорную цепь, которая углом поднималась из мутной воды. Никакого движения. Потом появился легкий след, и корабль начал слегка смещаться, занимая новое положение по мере отлива. Он проверил, как стоит судно относительно берега, на месте ли вахтенные. Все было в полном порядке. Ни одной лодки поблизости. День прекрасный, туман давно рассеялся. До берега около кабельтова – достаточно далеко, чтобы не допустить внезапного вторжения на борт, и в стороне от морских путей, ведущих к пристаням.
Его корабль «Санта-Филипа», быстроходный двухмачтовый парусник, оснащенный, как шлюп, имел японский корпус, приспособленный под португальские паруса и такелаж. Такие суда называли
Родригес осмотрел город и холмы за ним.
– Пэзаро!
– Да, сеньор.
– Приготовь баркас. Я собираюсь попасть на берег еще засветло.
– Хорошо. Он будет готов. Когда вы вернетесь?
– На рассвете.
– Ну и отлично! Я поведу береговую партию – десять человек.
– Не смей соваться на берег, Пэзаро.
– Скверно, что все так маются, – канючил боцман Пэзаро, опустив крупные мозолистые руки. – Я поведу людей сам и обещаю, что все будет спокойно. Мы уже две недели сидим здесь, как в клетке.
– Портовые власти сказали:
– Да, клянусь кровью Христа, очень жаль! – Здоровяк-боцман обиделся: – Подумаешь, прикончили одного японца.