— Поздравляю, Ханэ! Кажется, удача тебе наконец улыбнулась! Итак, в этом свитке хранился малыш-мститель, убитый, м-м… убитый ещё четыреста лет назад? — с удивлением произнёс Фукоу, вчитываясь в корявые строки. — Долго же его хранили… На ваше счастье, Ханэ удалось его развеять. Можете его поблагодарить, иначе здесь не выжила бы даже треть. Я бы даже сказал, что этот дух не упустил бы никого из вас. Уж такие они, эти духи ярости и мести, — улыбнулся Фукоу с таким видом, будто рассуждал о детских проказах.
Глава Ёмори смотрел на него без тени улыбки. Подождав немного, Фукоу разочарованно вздохнул.
— Ну, что вы смотрите на меня, как на воплощение всех бед? Я из тех, кто эти беды искореняет, а не порождает.
Фукоу щёлкнул пальцами, и кирин послушно поднялся в воздух. Однако, он не торопился уходить. Фукоу впился взглядом вдаль, и его пальцы хищно скрючились, точно у почуявшей добычу птицы.
— О-о, с вашего позволения, я понаблюдаю за… ним, — едва глянув на главу Ёмори, произнёс Фукоу. — Если повезёт, со мной отправится не только кирин.
Фукоу скользнул вперёд, бесшумный и лёгкий, как тень.
— Демоны Ёми, он что, о Казу? — Ханэ с усилием поднялся. Какой бы заразой Казу ни был, оставлять его на растерзание Фукоу было бы подлостью.
— А… а что с ним? — спросил Шиёки, переводя обеспокоенный взгляд с отца на Ханэ. — Он что, собрался умереть?
— Я бы удивился, если б он захотел жить после всего. Ах да, ты ж не знаешь… Обуры больше нет.
Шиёки растерянно заморгал. Ханэ по его лицу видел: он не верил. У самого Ханэ тоже это в голове не укладывалось. Обура всегда казался ему тем, кто выкрутится из любой ситуации и выживет, а он… он не успел даже защититься от напасти.
Когда Ханэ в сопровождении главы и Шиёки добрался до Белого Зала, тот был почти пуст. Кроме Казу, Фукоу и главной семьи Судза здесь были ещё несколько вранолюдов. Никто из них не осмеливался приблизиться к закрытому саваном собратом, рядом был только Казу. Он сидел неподвижно, поджав под себя ноги, запачкав кровью и грязью богато расшитые одежды, сжимал руку Обуры в ладонь и смотрел на него неотрывно, будто одним этим взглядом мог пробудить его от вечного сна и вернуть в мир живых.
Ханэ хотел подойти к нему, но вранолюда опередила Аруха.
Казу медленно повернулся к ней. На пустом, как чистый лист бумаги, лице мелькнуло странное выражение, словно Казу хотел её поблагодить и оттолкнуть одновременно.
А в следующий миг в тишине раздался его зловещий шёпот:
— Это ведь была ты, да?
Девчонка глянула на него с недоумением, попыталась отползти, но Казу схватил её за руку.
— Это ты засунула в пасть кирину свиток? — повысил голос Казу.
Аруха смотрела на него со смесью непонимания и ужаса, и Ханэ подумал, что она уж точно не виновата. Эта девчонка совсем не умела притворяться. Когда ей что-то не нравилось, она говорила об этом открыто, когда приводило в восторг — этот восторг слышно было чуть ли не по всему поместью.
— Тебе не кажется, что это слиш… — не успел Ханэ закончить фразу, как вперёд выбежал Шиёки.
— Отстань от неё!
С этим криком Шиёки подскочил к Казу и с размаху ударил его по руке. Казу поднял на него тяжёлый, страшный взгляд. Глаза столичного вранолюда вспыхнули злым янтарным светом, из горла вырвалось угрожающее шипение.
— Она тут ни при чём! — вздёрнув девчонку на ноги, Шиёки задвинул её за спину и с суровым видом навис над Казу. — Нечего её пугать!
Казу вскочил на ноги. В грязной одежде, с распущенными и спутанными волосами, он выглядел почти как безумец.
— Посмотри, что случилось из-за неё! — Казу махнул рукой на тело Обуры. — И ты её ещё защищаешь?!
— Это мог быть кто угодно! Кто угодно, понятно?!
Казу зло прищурился. Он отвёл руку для удара, но Шиёки оказался проворней. Подпрыгнув, он влепил Казу такую затрещину, что тот покачнулся. В довесок Шиёки с силой пихнул его в грудь, и Казу тяжело завалился на землю прямо перед ним.
Казу вытаращился на него с неверием, коснулся щеки окровавленными пальцами.
— Не смей поднимать руку на меня, — процедил Шиёки. — Иначе я расценю это как вызов. Ты всё понял?
Казу замешкался с ответом. Шиёки, распалённый ссорой, занёс руку для нового удара, но Ханэ вовремя сцапал его за шкирку и рванул к себе. Вздрогнув, мальчишка огляделся вокруг себя с таким видом, словно только что у него с глаз спала пелена. Его взгляд остановился на Обуре. Хоть сейчас его скрывал белый саван, пропитавшая его пятнами кровь и рука, что безвольно лежала на земле, могли напугать и взрослого вранолюда, не то что птенца.
Облизнув губы, Шиёки глянул на Казу. На лице мальчишки так и читалось желание как-то извиниться за эту вспышку, но слова не находились. Ханэ понимал и его, и Казу. Когда погиб Цуя, Ханэ точно также искал виновного, с остервенением кидаясь на тех, кого подозревал, и его совершенно не интересовало, действительно ли этот кто-то был виноват. Ханэ искал ответы, чувствуя, что иначе сойдёт с ума, и прошло это далеко не сразу.