Сейчас или никогда

— С чем вас и поздравляю, — холодно произнесла Роан и, так как говорить больше было не о чем, пошла дальше.

Значит, это не ее дело? Да, совершенно очевидно, что все здесь было чужим. Все, кроме Хетти. Итак, надо подняться наверх, удостовериться, что крестная уже проснулась и находится в полном здравии. Верно, уже успела проголодаться. Она ее накормит — и немедленно в постель, иначе от усталости опять натворит глупостей или наговорит лишнего.

Роан вошла в холл, сбросила пальто и поднялась по лестнице на второй этаж. Постучав в дверь Хетти, она приоткрыла ее и заглянула внутрь.

— Я не помешаю?

— Чему? — с кислой миной спросила Хетти. — Созерцанию щербатого потолка?

— Ну, если ты в плохом настроении…

— Давай, заходи! — нетерпеливо воскликнула крестная. — Даже твоя сердитая физиономия лучше, чем эти трещины в штукатурке.

— Никакая она не сердитая, — возразила Роан.

— Да что ты говоришь! Посмотрелась бы в зеркало. Поссорилась с Арденом? Или раздражение связано с чем-нибудь другим?

— Я нисколько не раздражена, просто чувствую себя немного… в затруднении.

— Понятно.

— Я пришла спросить, не хочешь ли ты перекусить.

— Арден уже принес мне немного еды.

— Вот как. — Сунув руки в карманы брюк, Роан подошла к окну и хмуро уставилась на деревья, за которыми глухо шумело море. — И почему так получается? — безучастным голосом проговорила она. — Почему обязательно надо связаться с холодным, равнодушным типом, который временами не прочь попрактиковаться в жестокости? Что такого привлекательного мы находим в таких мужчинах, когда вокруг столько добрых, ласковых…

Хетти скривила губы.

— Потому что вежливые, ласковые и обходительные — одним словом, правильные — наводят на нас тоску. Они бывают чертовски нудны. Таковы уж женщины, маленькие самонадеянные создания, которые уверены, что без особого труда расколют орешек и доберутся до сладкого ядрышка. А на деле выходит обратное: либо ядрышко оказывается с горчинкой, либо мы ломаем ногти о скорлупу.

— Что подходит к ситуации с Арденом?

— Второе. Пострадали твои ноготки, Роан. Ты пользовалась ошибочными методами, детка, — мягко сказала Хетти. — Иногда не мешает прибегнуть к маленьким нехитрым уловкам. Но теперь, кажется, уже поздно. Он ожесточился.

— Он всегда был…

— Ошибаешься, он был упрямым, непреклонным и не очень покладистым, но не таким ожесточенным, как сейчас. Его будто ничего больше не интересует. А ты по-прежнему влюблена в него?

От кого-нибудь другого Роан не потерпела бы такого вопроса, но не от Хетти. С ней она всегда была предельно откровенна.

— Влюблена? Я не знаю, можно ли было назвать мои чувства любовью. Может, сильным увлечением или чем-то в этом роде, а такие эмоции трудно уничтожить в себе сразу, как бы сильно этого ни хотелось. — Не отводя взгляда от деревьев, Роан задумчиво продолжила: — Если бы я его любила, то не задумываясь сожгла бы за собой все мосты и вместе с ним приехала в Штаты. Во имя большой любви можно пойти на все.

— А он тебя так и не понял, да? Впрочем, как и ты его.

— Он видел во мне только внешнюю оболочку…

— Экзотический цветок. Птичку из райского сада.

— Или попугая, — мрачно пошутила Роан. Потом подошла к кровати и уселась на краешек. — А внутри прятался маленький воробышек, ничтожная пичужка.

— Я бы сказала, остроклювая гагарка. Тебе удалось пробить трещину в его броне, ты его, так сказать, очеловечила, сделала более мягким. А после отшила, и это его, естественно, задело. Такого он не прощает. И никогда не признает поражения.

— Но я никак не могла поехать с ним, Хетти, по крайней мере тогда. Мы бы отравили друг другу жизнь.

— Возможно, — устало согласилась Хетти. — И все-таки как хорошо все начиналось, правда? О Боже! До сих пор перед глазами стоит картина, как вы тискаете друг друга и тошнотворно приторно сюсюкаете, точно два голубка на крыше. И каждый раз, когда я звонила тебе, ты говорила, что еще лежишь в постели. Вы что, совсем из нее не вылезали?

Роан рассмеялась.

— Случалось иногда.

— А у меня сложилось иное впечатление. Ты же сама мне говорила, что вы оба будто помешались. Стоило одному взглянуть на другого, и оп! — вы уже обнимаетесь. Или хохочете как безумные над какой-нибудь ерундой.

— Или ссоримся.

— Да, или ссоритесь. Это вносило в вашу жизнь пикантность, не так ли?

— Да, — честно призналась Роан. Арден всегда ей возражал, если считал нужным. Не замолкал на двое суток, не косил многозначительно на нее глаза, не дулся, не держал камень за пазухой. Просто никогда ни минуты не сомневался, что он прав.

— Жаль, я тогда не подозревала, что из этого получится, — сказала Хетти. — Я бы чем-то могла помочь, по крайней мере успокоила бы тебя, рассказала бы, что тебя ожидало в Америке.

— Может быть.

— Ну и что теперь? Погостишь несколько деньков и снова вернешься в Англию, к своей распрекрасной деловой жизни?

— Не надо относиться к ней с пренебрежением. Я очень много работаю.