Секрет лабиринта Гаусса

У Тимки, у Шурки Подметкина в душе заговорил древний закон тайги, свято выполняемый сибирскими зверобоями: не бросать человека. И каждый мальчишка, русский ли, бурят ли, якут, тоф или эвенок, от своих отцов слышали, что бросить человека в тайге все равно, что убить его, даже хуже.

— Давай, Петька, вытащим. Подведём к воде, вон к тем кустам, и спокойно уйдём.

— Он, Тимка, предатель, он наших убивал.

Таня перегородила Петьке дорогу:

— Он нас-то не убил.

И Шурка тоже стал просить:

— Надо вытащить и у воды оставить. Они заметили, что Петька заколебался и, взяв его за руки, повернули обратно. Вислоухий уже не стонал. К нему спустился Тимка и сразу же обыскал его. Вытащил из сумочки толстую «вечную» немецкую зажигалку, Петькин пионерский галстук и каменный наконечник стрелы. Все это подал наверх Петьке. Курительную трубку, ампулы с порошком опиума бросил вниз. Кинжала и пистолета не было. Шурка принёс воды и опустил котелок в трещину. Тимка облил голову диверсанту. Вислоухий открыл глаза и сразу же стал умолять:

— Ребята, не бросайте меня…

— Ты кто? — сверху спросил Петька.

Вислоухий медленно закрыл глаза. Как ответить?

Ясно, что ребята знают о нём много. Иначе сразу бы бросились спасать. Явное враньё здесь не пролезет. Но как ответить, чтобы они не ушли. Чтоб поверили и помогли вылезти отсюда. Шпионским тонкостям его не обучали. Для немцев он был диверсантом «разового использования». На кратковременных курсах его учили убивать людей, поджигать здания, взрывать железнодорожные мосты и рельсы, электрические подстанции и водокачки…

До войны он жил на Украине. Органы советской милиции знали его как медвежатника, к зверям его ремесло никакого отношения не имело. Он был вором. Грабил конторы, магазины, банки. Он обладал медвежьей силой. Легко отодвигал тяжёлые сейфы, вскрывал заднюю небронированную стенку и за считанные минуты добирался до касс с деньгами.

Но однажды был пойман и осуждён. Началась война. Фашисты, захватив территорию советской Украины, выпустили его из тюрьмы. И Вислоухий, не задумываясь, пошёл в услужение к врагам. В нём были качества, нужные фашистам: ненависть ко всему советскому, тупость и непомерная алчность к деньгам. Для диверсий он годился. На один раз. Убивать, красть, взрывать и портить — пока не попадёшься. Обратного возвращения таких, как Вислоухий, фашисты не планировали.

Сейчас, лёжа на ступеньке, над пропастью, он лихорадочно думал, как спастись. В сознании, затуманенном болью, замелькали номера инструкций. В школе диверсантов он заучивал их наизусть.

«…В разговоре с советскими людьми нужно вызвать сострадание к себе… В случае опасности разоблачения переплетай истинные факты с выдумкой… Создавая вид раскаяния, называй только те факты, которые, ты уверен, уже могли стать известными тем, кто тебя задержал…Нужно помнить, что наиболее доверчивый контингент населения СССР — старики и дети. Дети… дети… дети…».

Что могли дети знать о нём? Задушенный радист? Карта в зимовье? Убийство.Крепыша? Это все можно обыграть. К тому же они об этом могут и не знать. Полезны ли будут в дальнейшем? Полезны. Костоедов похоронен и помощи ждать неоткуда. Если даже выберусь отсюда, без оружия загнусь с голоду. А эти прокормят. Ликвидировать их потом — дело десятое. Лишь бы сейчас поверили и помогли выбраться…

— Ты кто? — повторил Петька, — отвечай быстро, а то уйдём.

— Я с Украины. Бежал в Германию, оттуда запросили сюда, искать лабиринт Гаусса. Я подслушал, что вы тоже туда идёте, помогать вам буду.

— Вислоухий тяжело задышал. Тимка стал его поить. Котелок постукивал о зубы.

— Ты дорогу до лабиринта знаешь?

— Нет. Со мной был уголовник, он знал. Я у него отобрал карту. Но она была только до Жаргино. Он хотел меня убить. Но я попал в него первым. Он задушил на Байкале нашего радиста, я хотел сдаться советским властям, но испугался…

— Где карта?

— Я её выучил наизусть и сжёг. Здесь должен был старик ждать и вести до лабиринта, но он умер.

— А старший в вашей группе был?

— Мы ждали его у Байкала, но он не появился.

— Ты его знаешь?

— Видел в Германии два раза. Маленький такой, похож на зверька.

— Может, у него кличка Хорёк?

— Может, — ответил Вислоухий к, задыхаясь, засипел. Глаза замутились. Посинели губы. Тимка выплеснул «на него воду, но глаза не мигнули и смотрели, как стеклянные.

Долго провозились ребята, вытаскивая Вислоухого из трещины. Два раза лопались от тяжести верёвки. Когда его наконец вытянули на поверхность и откатили от трещины он, кажется, уже не дышал.

Собрали вещи, чтобы уйти. И тут Вислоухий зашевелил губами. Поняли — просит воды. Шурка взял котелок и вместе с Таней побежали к озерку на той стороне трещины.

Вислоухий показал себе на ногу. Осмотрели. Она была опухшая, как бревно, и длиннее здоровой. — Вывихнута, надо ставить на место, — сказал Тимка. Когда Шурка е Таней принесли воду, то увидели странную картину. Вислоухий лежал на спине. Руки связаны над головой и прикручены к тяжёлому булыжнику. За левую распухшую ногу была привязана длинная верёвка. Тимка с Петькой её тянули, упираясь пятками в землю.