Секрет покойника

— Мы поехали на север, в сторону Митровицы. К пещере. Как я уже сказал, охранять ее поставили ребят из боевой группы «Север». Какого-то норвежца. Но у Майкла при себе оказались нужные бумажки, и нас, не говоря ни слова, пропустили. В общем, мы пошли туда, вооружившись ломиками и молотками. Майкл указал на гроб и говорит: «Давай его вскроем».

Дождь слегка утих. Теперь тишину нарушал лишь стук капель, падавших с крыши домика.

— До того как попасть сюда, я дважды оттрубил в Ираке. И много чего насмотрелся. Но тут даже меня пробрал страх. Было темно, как в заднице. В голову тотчас полезло проклятье Тутанхамона и прочая хрень с телеканала «История». Крышка была неподъемная. Я едва не лишился двух пальцев, поднимая ее. Я уж молчу про то, что оказалось внутри.

— Скелет, — сказала Эбби. Ей вспомнились пустые глазницы, желтые, словно восковые кости на стальной поверхности прозекторского стола.

Санчес поднял голову и кинул взгляд в ее сторону.

— Значит, вы его тоже видели. Мы завернули его в брезент и вынесли наружу, мимо часовых. Майкл хотел захватить с собой и крышку, но как бы мы ее дотащили, ведь руки у нас уже были заняты. Тогда он сфотографировал картинки на стенах и еще вазу…

— Что-что? Какую вазу?

— Вазу, — он произнес это слово на американский манер, слегка врастяжку. — Ну, такую глиняную бутыль, размером с литровую бутылку виски. Она лежала внутри гроба вместе с мертвецом. Ее горлышко было запечатано воском или типа того.

— Майкл ее вскрывал?

— При мне нет. Мы вышли оттуда довольно быстро. У норвежца была рация, и Майкл явно хотел как можно быстрее оттуда смыться. В общем, мы положили тело в багажник и уехали. Как порядочные парни.

Санчес снял с головы шляпу и принялся комкать ее в руках. Эбби впервые разглядела его глаза — две светлые точки на фоне темноты.

— Вот так все и было. Я делал лишь то, что мне было велено. И не заморачивался по поводу того, чем это кончится.

Отлично тебя понимаю, подумала Эбби. Мы с тобой, так сказать, в одной лодке.

— Майкл каким-то образом намекнул, почему его заинтересовала эта находка? — спросил Джессоп.

— Он все время грузил меня разными разговорами, хотя и не сказал ничего конкретного. Ну вы меня понимаете. Я спросил его, что все это значит, и он ответил, что это, мол, рутинная процедура.

— И вы, разумеется, не поверили?

— Нет, конечно, но какая разница? Ведь это же не противоречит Женевской конвенции, отвезти тело в морг, особенно если мертвецу вот уже несколько сотен лет. Как я уже сказал, я делал то, что мне было велено. Какой-то древнеримский жмурик — это не мои проблемы.

Эбби резко подняла глаза.

— А с чего вы взяли, что он древнеримский? Это Майкл вам так сказал?

— Может быть, точно не помню. Но я католик. И побывал не в одном десятке церквей. Я сразу понял, что надпись сделана на латыни.

— Какая надпись?

— Та, что на гробе.

Глава 24

Константинополь, апрель 337 года

Где-то в стенах дворца пытают человека. Этого не должно быть. Закон запрещает пытки. Нельзя пытать даже раба. Единственное исключение — это измена. Разумеется, закон вещь гибкая, а в измене можно обвинить кого угодно. Если у вас есть власть, закон можно переписать, но даже на это нужно время. Кто-то должен был найти среди ночи законника, чтобы тот обосновал исключение, затем найти в канцелярии нужных писцов, чтобы те поставили печати — и все до того, как будут затянуты первые винты.

Кто-то явно отнесся к этому делу серьезно.

Я должен быть там и делать заметки. Вместо этого я собрал все лампы, какие только смог найти, и закрылся в какой-то кладовке с ящичком для документов. Я плохо понимаю, что, собственно, произошло сегодня вечером, но на своем веку я насмотрелся беззакония всех сортов и узнаю его по запаху. Кроме того, меня не отпускает мысль, что многие из вопросов, что сейчас задаются в застенке, касаются бумаг, оказавшихся в моих руках. Вскоре кто-нибудь наверняка вспомнит про футляр, который я принес во дворец.

А работа движется ох как медленно! Все бумаги разных размеров, написаны разными чернилами и разными почерками, главным образом по-гречески, хотя есть и записи на латыни. Я в первую очередь обращаю внимание на них, хотя, признаюсь, читать их довольно трудно, особенно когда не знаешь, что, собственно, ищешь. Некоторые из бумаг — меморандумы из императорских архивов, другие — скорее выдержки из книг. Мне никак не удается понять, что их объединяет.

Первая бумага:

Императору Константину Августу от Цезаря Криспа.

Сильная буря замедлила наши приготовления и уничтожила три корабля, однако в целом флот готов и выйдет в плаванье завтра.

Другая: стихотворение.

Чтобы достичь живых, плыви средь мертвых.

Третья: