Секрет тропиканки

Силы вдруг покинули ее, и, выйдя из полицейского участка, она какое-то время, безучастная и будто чужая всему на свете, сидела на скамейке. Потом поднялась и отправилась к родителям.

Она сожгла все свои корабли и поэтому призналась отцу и матери тихим, безучастным голосом в том, что это она убила Вандерлея.

Флориану расплакался, повторяя:

— Как же? Как же это так? Ты же не выходила! Ты же была дома!

А Изаура со стесненным сердцем сердито посмотрела на дочь:

— Господи! Да не возводи ты на себя напраслину! Ты и пистолета в руках держать не умеешь!

Рут ничего не ответила матери. Она сидела в уголке, погрузившись в какие-то свои мысли. Изаура не могла выдержать эту пытку. Она прекрасно поняла, что дочь взяла на себя вину, спасая Маркуса. Но и в вине Маркуса она тоже не была уверена. Поэтому, накинув платок, она побежала к Ракел.

— Твоя сестра взяла вину на себя, — сообщила она с порога.

— Если ей хочется сгнить в тюрьме, — хладнокровно произнесла Ракел, — пусть гниет.

— И ты не заступишься за нее? — спросила Изаура.

— Я же сказала тебе, что я здесь ни при чем, — отозвалась Ракел. — Единственное, что я сделаю, — это переберусь в город. Мне здесь делать больше нечего.

Вот тут заплакала и Изаура — лишиться разом двух дочерей было ей не по силам.

Когда Изаура вернулась домой, уже стемнело. Рут собралась с силами и уехала. Флориану встретил жену. Он не мог ей простить, что и в тяжкий миг испытаний она думает только о себе, о мерзких своих удовольствиях.

— Где ты была? — приступил он к ней.

— В церковь ходила, — машинально соврала Изаура.

— Я был в церкви, но тебя там не было! Постыдилась бы на старости лет врать мне прямо в глаза. Шлялась где-то. И платок опять там оставила!

Изаура провела рукой по голове — да, действительно, опять обронила платок и даже не заметила.

— Скажи лучше, с кем была? С кем? — уже орал на нее Флориану, в ярости он толкнул ее, и она упала, да так и осталась лежать на полу. Лежала и горько плакала.

Флориану уже было стыдно, жаль жену. Он сел возле Изауры, взял ее за руку.

— Ну скажи, где же ты была? — спросил он совсем другим голосом.

— На пляж ходила, — сквозь слезы ответила Изаура. — Ракел искала…

Из глаз Флориану опять полились слезы: бедные, разнесчастные их доченьки!

В потемках, сидя на полу, плакали, обнявшись, двое стариков.

Нелегко было Рут сообщить Маркусу о своем поступке. Но она набралась мужества и сказала:

— Я была в полиции, Маркус, и призналась, что это я убила Вандерлея.

С каким напряжением ждала она его ответа! Нет-нет, она в нем не сомневалась: конечно, он не примет ее жертвы. Но теперь выходило так, что она вынуждает его на ответное признание. Что не спасает, а губит его. Вот если бы ее арестовали, а не отпустили домой…

Маркус сначала не понял:

— Что? Что ты сказала? Повтори!

— Я убила Вандерлея, — тихо произнесла Рут. У Маркуса застучало в висках — да-да, такое могло быть. Круг замкнулся. Рут, кроткая голубица Рут, сама решила расправиться с Вандерлеем. Он же принимал ее за Ракел. Но не надеясь на свои силы, она взяла пистолет из сейфа. И защищаясь, выстрелила. Хотела спасти его и вот…

— Ты хотела спасти меня, — с мукой и любовью произнес Маркус.

Рут молчала, но глаза ее сияли такой преданностью, что он подавил невольно вырвавшийся из его груди глухой стон.

Маркус подхватил Рут и прижал к себе — бедную, несчастную свою девочку, которую он спасет, непременно спасет!

Зато в каком восторге был Виржилиу, узнав о признании своей невестки.

— Она сама призналась еще и в том, что заглядывала в сейф, — сказал он Сесару. — Напиши, и мы предъявим ей дополнительное обвинение.

Дела Виржилиу вновь пошли на лад, и он находился в прекрасном настроении. Не далее как вчера он навестил Брену и поговорил с ним по душам.

— У меня есть двести фотографий твоей Веры, где она почти что голенькая, — гаденько улыбаясь, сообщил Виржилиу. — Я не поленился и размножил ту, что дала мне ее бывшая подружка Мария-Элена, они ведь вместе работали стриптизершами. У меня и афишка есть. Отличная, между прочим, афишка, пальчики оближешь!

Брену сидел и, будто окаменев, слушал. Когда Вера предупреждала его, что зять его — человек опасный, он ей не верил. Теперь он видел, что это просто мерзавец, и негодовал от собственного бессилия.

— Чего ты добиваешься? — глухо спросил он.

— Добровольной отставки, — ответил Виржилиу. — Иначе фотографии твоей жены украсят все наши улицы и площади наравне с цирковыми афишами. И знаешь, она очень многим понравится. У твоей жены отличная фигурка. Брену молчал.

— Тебе, знаешь ли, позвонят из мэрии и сообщат, что нашли там бомбу. Это будет хорошим поводом, правда? Сперва чучело, потеря популярности, потом бомба… — говорил Виржилиу.

Брену молчал.

— Ну как хочешь. Можешь немного и подумать. Я понимаю, сразу тебе трудно переключиться. Позволю себе откланяться, — и Виржилиу, все с той же гаденькой улыбочкой, вышел.

Брену молчал. Молчал он и тогда, когда испуганная Вера стала спрашивать, что с ним.

Она целовала его, тормошила, стараясь оживить мужа, которого будто превратили в каменную статую.