Мари вскочила и успела сделать полноценный шаг, но грузный мужчина оказался проворнее. С неожиданной ловкостью вцепился в лодыжку и дернул ногу назад. Сориентироваться не хватило времени. Мари шлепнулась на живот, больно провезя ладонями о булыжники. Сверху на нее навалились подоспевшие коллеги толстяка и принялись выворачивать руки, крича и отталкивая друг другу. Каждому не терпелось присвоить лавры поимки юной преступницы.
- А ну, молодежь, расступись! – проквакал толстяк, требуя признать его заслугу главной. Дважды повторять не пришлось. Мари почувствовала, как хватка ослабла.
- Простите, эу Доввин, - промямлил кто-то.
Мари вздрогнула. Фамилия показалась смутно знакомой. Она внимательно пригляделась к армейцу и едва сдержала изумленный возглас. Армеец постарел за девять лет, появились морщины, брови из чёрных превратились в седые. Но это лицо дочь Зимы не забыла бы никогда. Лицо человека, напугавшего её до смерти и толкнувшего на первое проявление погодного дара.
Гарт Доввин тоже напрягся, разглядывая Мари. Почесал лысый затылок, но не сообразил, где мог её видеть.
- Имя?! – армеец приблизился вплотную.
Знал бы Доввин, как далек его «устрашающий» вид от опасных сыновей Зимы, с которыми Мари приходилось общаться в последнее время!
- Не хочешь говорить? - правильно истолковал эу молчание пленницы. - Отлично! Пойдешь в тюрьму. Её стены делают воришек разговорчивыми.
Протест в душе Мари не созревал постепенно, как сочный плод на высокой яблоне. Он обрушился безжалостной лавиной. Никакой тюрьмы! Срединная территория и ничего больше! Неважно, что придется для этого сделать!
Предупреждение Ёллу потеряло значимость. Не вышло выбраться по-хорошему, ну и пусть! Наглые людишки, презрительно хихикающие, радуясь её поражению, сейчас узнают, каково связываться с высшей дочерью Зимы! Узор получился сам собой, даже стараться не пришлось. Пояс Стихий способствовал успеху. Из одной руки вылетела вьюга в лицо толстяку, из другой - ледяной смерч, направленный поверх голов остальных армейцев.
- В чем дело, Доввин? - издевательским тоном поинтересовалась Мари, видя, как пятится перепуганный эу, и разбегаются его коллеги. – Ты хотел узнать моё имя?! Меня зовут Мари! Мари Ситэрра! Зу Ситэрра! Теперь вспомнил, мерзавец? Куда же ты? Давай поиграем, я только разминаться начала! – каждое слово стихийница сопровождала очередной порцией мокрого снега в ошалевшую физиономию армейца. – Ты боишься? Отчего же? Тебе же не страшно издеваться над шу и их детьми! Чего же теперь испугался? Противник не по зубам?!
Мари потеряла контроль и могла бы превратить Доввина в ледяную статую. Наверняка, этим бы и закончилась показательная порка, если б зад пятящегося армейца не встретился с телегой. От неожиданности эу подпрыгнул и завалился внутрь. Телега дернулась. Лошадь, издав бодрое ржание, резвой трусцой ринулась прочь, увозя грохочущее транспортное средство, в котором барахтался поверженный эу.
Мари проводила толстяка мстительным взглядом и подхватила с булыжников дорожную сумку. Следовало спешить. Неприятели в бирюзовой форме разбежались, однако таинственный враг в чёрной карете притаился неподалеку. Не ровен час, нападет. Размышляя, как в лабиринте улочек отыскать трактир Пьетри, Мари завернула за угол и остановилась, как вкопанная.
- Далеко собралась, Ситэрра? Не пешком ли до дома? – ядовито поинтересовался Рофус Сильвана, вылезая из кареты.
Нет, не из чёрной, а обычной синей, со знаком Орэна на дверце - колосом и кукурузой, выращиваемыми на здешних полях. Рядом с высокопоставленным стихийником Зимы стояли четверо армейцев, прибывших вместе с ним.
- Что за балаган ты устроила? Королева Северина тебя в порошок сотрет, когда узнает. Чего застыла, Ситэрра? Живо в карету!
Глядя на перекошенную, раскрасневшуюся физиономию Рофуса, Мари чётко осознала, что скорее умрет, нежели выполнит указание.
«
Мари сплела новый узор. Она ждала, что Рофус ответит или предвосхитит удар. Но единственное, что он сделал – прикрыл лицо ладонью от хлесткого снега.
- Ты! – закричала Мари, лишившись последних сомнений. - Ты! Ты! Негодяй! – она шла на стихийника без дара, пока новая партия эу резво уносила прочь ноги. – Я уничтожу тебя! – снежные вихри вылетали из рук один злее другого. – Вирту не сделала тебе ничего плохого! Трус! Ничтожество!
Рофус, и впрямь, выглядел ничтожным. Упал на четвереньки и ничего - абсолютно ничего - не мог противопоставить чужому погодному дару.
- Прекрати! – приказал он, задыхаясь.
- Мерзавец! – не унималась Мари. – Каким же грозным ты любишь притворяться, когда чувствуешь чужой страх. Но ты сам боишься! Трус! Трус!
Глаза застлала пелена слёз.