Едва щёлкнул замок, Лёшка сунул руки в карманы и потрусил вниз.
Тёмка и Женька уже стояли у беседки. Журавский был в джинсах и свитере. Тёмыч зачем-то упаковался в плащ и надел солнечные очки. Шпион, блин.
— Ну, что, пошли? — сказал Лёшка.
Тёмыч отпрянул от него, как от мертвеца.
— Ты что? Ты уже?
— Что — уже?
— Ну, появляешься, исчезаешь. Приходишь из темноты.
— Очки сними, — со смехом сказал Лёшка.
— Не, я реально тебя не заметил. Я только что смотрел в эту сторону.
Тёмка пошевелил плечами, потом последовал совету и спрятал очки в карман. Правда, тут же сморщился.
— Блин, светло.
— Ты ещё зашипи по-вампирски, — сказал Женька.
— Ш-ш-ш, — с готовностью зашипел Тёмыч.
На улице было хорошо, зелено и пушисто. Вездесущий пух плыл по воздуху и перекатывался у отдушин.
— Знаете, — сказал Женька, — это исторический момент.
— Чего-чего? — спросил Тёмыч.
— Если Лёшка не соврал…
— Вот и подождём.
— Не, ну это понятно, — сразу скис Женька. — Просто хорошо бы зафиксировать.
Тёмыч остановился. Остановился и Журавский. Лёшка прошёл вперёд, но, не заметив друзей, вернулся. Подступающее лето окружило их зеленью кустов, линиями асфальтовых дорожек, раскинуло сверху ажурную лиственную тень.
Сквозило солнце. Шуршали и фыркали автомобили. Подбирался к воробьям кот. Плыли запахи сдобы и кофе из расположенного поблизости мини-кафе. По соседней дорожке прокатил на скейте мальчишка.
Друзья переглянулись.
— Чего стоим? — спросил Лёшка.
— Момент фиксируем, — сказал Тёмыч. — Жижа, ты как?
— В смысле? — не понял Женька.
— Зафиксировал момент?
— А, да.
— Всё, можем идти, — сказал Тёмыч. — Сазон, ты это, держись в центре.
— Зачем?
— Из соображений безопасности.
— Лучше я пройду чуть вперёд, — сказал Лёшка.
— На фиг?
— Чтобы никто не подумал, что два чудика сзади — это со мной.
— Ха-ха-ха! Не смешно, — Тёмыч покрутил головой. — Вы бы это, оглядывались по сторонам. Мало ли.
— Тёмыч! — приобнял его Женька. — Это не игра. Расслабься.
— Ага! А если эти, как его там…
Они шагали по тротуару, солнце слепящей полосой растекалось по оцинкованной крыше дома на противоположной стороне улицы. Лёшка расстегнул куртку. Жарко. Ему захотелось вдруг выбраться из города, из пуха, пыли, из духоты и тесноты куда-нибудь к речке. Поудить с Женькой и Тёмкой рыбу. Чтобы костёр и закопчённый котелок на рогатине. И аромат ухи. Трава мягкая, не подшёрсток, а в самом соку. А голова такая пустая, что где-то в костях черепа отражается комариный звон. Эх!
Они свернули на аллейку.
— О, Егорова следующая, — сказал Женька. — А жарко, да?
— Нормально, — сказал Тёмыч.
Он шёл — руки в карманах плаща — и напоминал сыщика на задании из какого-нибудь чандлеровского детектива.
— Что-то я не вижу пустыря, — сказал Лёшка.
— Так он дальше, — сказал Женька. — Вон за серым забором.
— Ага.
Они наискосок перебежали проезжую часть, заставив затормозить и нажать на клаксон водителя на новеньком «рено».
За забором, кажется, собирались что-то возводить. В дощатых воротах стоял грузовик, за проволочной сеткой дальше, среди разъезженного, вздымающегося волнами песка белели блоки пенобетона и желтел брус, уложенный в два яруса. Тут же вяло крутилась бетономешалка. Правда, строителей видно не было.
— Что-то они не вовремя, — обеспокоенно заметил Женька, вытягивая шею. — Как бы нашу стенку уже не снесли.
— А если там везде забор? — спросил Лёшка.
— Раньше не было.
Беспокойство Журавского, к счастью, не оправдалось. Проволочная сетка спасовала перед кустами и запестрела прорехами. Лёшку первым в прореху не пустили, как он понял, по тем же соображениям, по которым ему полагалось идти в центре. Пролез Тёмка, дал знак: можно. Была б его воля — наверное, даже б крякнул по-особенному.
Как селезень. Или как кряква.
Изрытая песчаная площадка, на которой, видимо, периодически играли в футбол, оканчивалась остатками выщербленной кирпичной стены высотой под два метра и длиной где-то метров в восемь. Часть кирпичей пестрела граффити. Также мелом были нарисованы ворота, размером, впрочем, поменьше настоящих. Несколько кирпичей было выбито, из-за чего стена обзавелась бойницами и смотровыми щелями.
С обратной стороны росли лопухи, крапива, дугой изгибалась тропка, а дальше, за кустами сирени, начинался тротуар.
— Ну, что, здесь? — спросил друзей Лёшка.
И слева, и справа неуверенно просматривалась улица. То есть, вздумай кто наблюдать за площадкой снаружи, ничего определенного он разобрать бы не смог. Ну, фигуры какие-то, ходят туда-сюда, садятся, наклоняются. А пропадают или появляются — не поймёшь. Сетка, кусты.
Тёмыч обошёл остатки стены, вернулся, похлопывая по кирпичам ладонью.
— Годится. Капитальное сооружение.
— Тебе как, подготовиться нужно? — спросил Женька.
Лёшка пожал плечами.
— Да нет.
— А куртка? Мешать не будет?
— Не будет. Где проходить?
— По центру.
Лёшка подошёл к стене вплотную. От кирпича пахло сухостью, мелом, теплом. Солнце его нагрело за день.
— Вы там смотрите? Показываю один раз.
— Погоди, — Тёмыч покопался во внутренностях плаща и достал смартфон. — Я тоже хочу зафиксировать момент.
— Вот этого не надо, — сказал, обернувшись, Лёшка.