Секретарь тайной полиции

Много пришлось этим двум генералам пролить крови и слез человеческих, чтобы оправдать любовь и доверие своего повелителя. Но не Бенкендорфу с Орловым, этим придворным дипломатам и политика-нам, суждено было вдохнуть истинную жизнь и энергию в ту страшную машину, с помощью которой Николай I самодержавно правил Россией. Всю «черную», организаторскую, кропотливую работу исполнял за свое начальство человек, чей портрет висел нынче на самом почетном месте — в кабинете у самого Кирилова. Человек, бывший кумиром и идолом всех российских жандармов, человек, у которого не было на эполетах генерал-адъютантских вензелей, и тем не менее именно он воспитал ветеранов сыска, именно он создал в империи систему тайной полиции...

Канцелярист помнит его лицо: исхудалое, оттененное длинными светлыми усами, усталый взгляд, рытвины на щеках и лбу. Начальник штаба корпуса жандармов и управляющий Третьим отделением генерал-лейтенант Леонтий Васильевич Дуббельт...

Странной и по-своему трагической фигурой был этот генерал. «Много страстей, должно быть, боролось в этой груди прежде, чем голубой мундир победил, или, лучше, накрыл все, что там было, — писал о Дуббельте Герцен, который считал этого человека — канцелярист помнил слова Искандера наизусть — умнее всего Третьего и всех трех отделений собственной канцелярии». Честолюбие и корыстолюбие победили в незримой схватке, Дуббельт отдал свои необыкновенные способности и ум делу тайной полиции, он продал дьяволу душу, и только время от времени внезапные истерики генерала слегка изумляли и пугали его близких. Дуббельта ненавидели, презирали и боялись современники. Ох, как боялись его все — даже могущественные аристократы! Во времена Николая I перед Третьим отделением действительно трепетало все, кроме, пожалуй, нескольких особо дерзких вольнодумцев. Третье отделение было в государстве всесильным. Под неусыпным наблюдением тайной полиции находились не только подозрительные отщепенцы и заговорщики — нет, все чиновники, все губернаторы, все министры, даже великие князья, даже сам царь — за всеми был надзор, никто шагу ступить не мог без ведома шефа жандармов.

А кто знал тайны придворных кругов, тот почти все мог в империи.

Одну за другой вынимает он эти папки и, склонившись над конторкой, листает дела. Надо найти то самое, о котором ему говорил Дворник.

Чиновник отрывает взгляд от портретов сановников и подходит к шкафу. Открывает его: там лежат самые интересные дела, стекающиеся сюда со всех концов России. Сколько их скопилось здесь в красных папках за входящими номерами? Сотни? Тысячи?

Но если бы в Третьем отделении ввели внезапно систему обысков при выходе со службы, ни клочка секретных документов не обнаружили бы у этого чиновника бдительные стражи.

Он никогда ничего не записывал.

У новичка оказалась исключительная, феноменальная память. Наизусть запоминал этот человек десятки самых важных фамилий, адресов, цифр и никогда не ошибался.

...Да, прошло уже полтора месяца с того дня, когда проверочное наблюдение за ним окончилось вполне благополучно и Кирилов объявил окончательное решение: «Перевожу вас, Клеточников, на письменную работу в мою канцелярию. Почерк хорош, прямо как у царских писарей!» Чиновник изобразил на лице покорное безразличие, но внутри — внутри у него все ликовало. Еще бы! Кстати, он станет на десять рублей получать больше — такое доверие начальства надо же оправдать! Пришлось, естественно, всячески показывать, как старается он на новом посту, как стремится загладить свой неудачный дебют в роли шпика. И кажется, его старания заметили.

Все это время у него не оставалось свободных вечеров; он не ходил в театры, в гости — со стороны казалось, что он весь отдался службе Третьему отделению. Лишь по воскресеньям коллежский регистратор изменял обычный житейский распорядок дня — в такой день можно было ему и поразвлечься. Хотя бы немного!

Тогда он надевал черный визитный костюм, обувал модные узконосые туфли, украшал голову элегантным французским котелком и укутывал горло цветастым кашне. В левой руке покачивался темно-зеленый из крокодиловой кожи портфель, правая цепко держала за серебряную львиную голову изящную бамбуковую тросточку. Сразу было видно — идет по Петербургу солидный служащий солидного учреждения.

Вот и цель его путешествия — зеленоватый домик на Васильевском острове. Здесь снимала отдельную квартиру из двух комнат его «невеста» — Наташа Оловенникова. У человека с перспективами и невеста, конечно, была со средствами. Дворник, отставной николаевский солдат, почтительно ему кланялся: недавно прошел слушок, что Натальина жениха... соседи сами видели, как он туда ходит... в дом у Цепного моста...

А нет ли за ним самим какой-либо слежки? Похоже, что есть. Вот тот господин в пальто грязно-желтого, так называемого, горохового цвета, из-под которого болтаются на худых коротких ногах брюки с ободранными штрипками, вон тот — разве не похож он на агента, известного в Третьем отделении под презрительной кличкой «Мразь»?