Секретные миссии

— Может быть, сегодня вечером, — ответила она улыбаясь».

Рассказывая мне этот случай, Рихард Протце вспомнил, как он сидел тогда в здании абвера и думал: «Мы должны схватить всю эту банду сегодня же вечером или никогда!»

Наконец позвонила Рита Паси: «Сосновский чем-то обеспокоен... Он укладывает чемоданы».

Гестаповцы, которых привел Рихард Протце, постучали в дверь квартиры Сосновского как раз в тот момент, когда ужин начинался. Сосновский сам открыл дверь, и гестаповцы, согнав в угол истерично кричавших женщин и мужчин с побелевшими от испуга лицами, принялись обыскивать квартиру.

— Вы шпион! — закричал гестаповец Сосновскому.

— Нет, ничего подобного, — ответил тот спокойно.

— Тогда вы секретный агент!

— Вы ошибаетесь, — улыбаясь произнес Сосновский.

— Я знаю, кто вы такой, — проговорил Протце дрожащим от волнения голосом. — Вы офицер польской разведки!

Когда спустя несколько месяцев это обвинение было повторено на суде, Сосновский поднялся, щелкнул каблуками и стал по стойке «смирно». Воцарилась мертвая тишина.

— Да, вы правы — я польский офицер разведки.

Зал суда был переполнен высокопоставленными членами нацистской партии. Сюда были направлены также молодые немецкие офицеры разведки, как на урок разведывательной работы. Фрау Фалькенгейм и фрау фон Нацмер приговорили к смертной казни, фрейлейн фон Иена — к пожизненному заключению. Гитлер помешал попытке Бениты фон Фалькенгейм выйти в тюрьме замуж за капитана Сосновского — этой хитрой уловкой она надеялась спасти свою жизнь, получив таким образом польское гражданство.

Когда ее в последний раз выводили из тюремной камеры, она закричала: «Я с радостью умираю за свое новое отечество!» Сосновский, глубоко взволнованный этими словами, поцеловал ей руку. Обеих женщин казнили в феврале 1935 года. Пришедший в ярость полковник Гудериан требовал разрыва всех отношений с поляками. Правительственные круги были обеспокоены тем, что этот громкий скандал может отразиться на «немецко-польской дружбе».

Рихарду Протце понадобилась добрая половина дня, чтобы рассказать мне о деле Сосновского. Его рассказ не походил на те скупые отчеты, которые были известны. Я излагаю здесь это дело довольно подробно, потому что о нем мало кто знал. Польский посол в Берлине Юзеф Липский отчетливо помнит, как сенсационное дело капитана Сосновского дало ему возможность познакомиться с Канарисом.

«Примерно в это время ко мне пришел пожилой, седовласый немецкий адмирал, — рассказывал мне Липский. — Меня поразили благожелательное отношение и мягкие манеры Канариса. Он говорил так, будто хотел своей откровенностью вызвать у меня к себе симпатию. Я никогда бы не подумал, что это был сам начальник немецкой военной разведки. Сосновский все еще находился в тюрьме. Канарис нашел самый разумный для нас обоих выход из создавшегося положения. Он предложил обменять немецкую шпионку, арестованную в Варшаве, на капитана Юрека Сосновского. Польское правительство согласилось с этим предложением, и обмен вскоре состоялся.

Впоследствии я неоднократно приглашал адмирала Канариса в посольство, и он один или-два раза вместе с женой приходил на званые обеды. Но я все еще не знал, кем был этот человек».

Что случилось со 150 документами, похищенными Сосновским, и с планом нападения на Польшу? Польский генеральный штаб, как и во многих других случаях первоклассного шпионажа, получая информацию, отказывался ей верить. Сосновский по возвращении в Польшу содержался в крепости, в то время как польская разведывательная служба пыталась установить, являются ли настоящими его документы или ничего не стоящие материалы Гриф-Чайковского или же и те и другие были фальшивыми и дезинформационными. Поляки пришли к ошибочным выводам.

«Мы предполагали, что Сосновский передавал дезинформацию, сфабрикованную самими немцами», — говорил мне Липский.

Когда в сентябре 1939 года немецкий вермахт напал на Польшу, генералу Лахузену, начальнику 2-го отдела абвера, было приказано найти Сосновского.

Но когда немцы взяли Варшаву, оказалось, что Сосновского там уже не было, и найти его не удалось.

Гриф-Чайковского, человека лишенного воображения, поляки повесили за предательство. И, собственно говоря, Польша не извлекла никакой пользы из самоотверженной работы Сосновского. Что касается Риты Паси, то последний раз я слышал о ней в 1950 году, когда она опять появилась в Западной Германии как танцовщица одного цыганского ансамбля.

Глава 3

ВОЙНА В ИСПАНИИ