Секретный паломник

– А что ты надевала для съемки? Какую одежду? – Я поцеловал ее грудь. – Что на тебе было тогда поверх вот этого?

– Блузка и галстук. О какой чепухе ты меня расспрашиваешь. Для чего?

– Белла, послушай меня внимательно. Есть хотя бы кто-то, о ком ты помнишь – среди соседей, одноклассников, друзей, родственников, – у кого могла сохраниться твоя старая фотография с зачесанными волосами? Кто-то, кому ты могла бы написать, с кем можно связаться?

Она ненадолго задумалась, удивленно глядя на меня, и сердито ответила:

– У меня есть тетушка.

– Как ее зовут?

Она назвала фамилию.

– Где она живет?

– В Риге, – ответила Белла. – С дядей Янеком.

Я тут же нашел конверт, усадил ее, все еще совершенно нагую, за стол и заставил написать адрес. Затем положил перед ней чистый лист бумаги и продиктовал письмо, которое она писала и одновременно переводила для меня.

– Белла… – Я заставил ее подняться на ноги и нежно поцеловал. – Расскажи мне еще кое о чем, Белла. Ты когда-нибудь посещала другую школу, если не считать той, что была в твоем родном городе?

Она помотала головой.

– Никаких летних школ? Или курсов? Например, для изучения иностранных языков?

– Нет.

– Ты учила в школе английский?

– Нет, конечно. Если бы учила, то умела бы говорить. Да что с тобой, Нед? Почему ты вдруг задаешь мне эти нелепые вопросы?

– «Маргаритка» попала в беду, – сказал я, все еще стоя с ней лицом к лицу. – Там была перестрелка. Брандта пули не задели, но другим досталось. Это все, что мне разрешили тебе сообщить. Завтра мы полетим в Лондон вместе. Ты и я. Нам зададут несколько вопросов, чтобы выяснить, что пошло не так.

Она закрыла глаза и задрожала всем телом, приоткрыв рот в немом крике.

– Я верю тебе, – сказал я, – и хочу помочь. И Брандту тоже. Это правда.

Постепенно Белла успокоилась и положила голову мне на грудь, не переставая рыдать. Она снова превратилась в ребенка. Вероятно, она оставалась им всегда. И вполне возможно, помогая мне повзрослеть, она лишь увеличила отчуждение между нами. Я привез для нее британский паспорт. Своего национального документа у Беллы не было. Ночь она провела со мной, вцепившись в меня, действительно как тонущее дитя. Мы оба не сомкнули глаз.

В самолете она держалась за мою руку, но на самом деле нас уже разделяли целые континенты. А затем она заговорила голосом, какого я никогда прежде не слышал. Жестким, взрослым, исполненным печали и разочарования, напомнившим мне Стефани, когда на острове она пророчески предостерегала меня.

– Es ist ein reiner Unsinn, – сказала она. – Все это чистый вздор.

– О чем ты?

Она отняла руку жестом, в котором я увидел не злость, а безмерное отчаяние.

– Вы заставляете их рисковать, а потом смотрите, что будет дальше. Если их не убивают, они становятся героями. Если гибнут – считаются мучениками. Причем вы не приобретаете при этом ничего особенно ценного, но все равно толкаете моих братьев на самоубийство. Чего вы добиваетесь? Хотите, чтобы мы подняли восстание и расправились с русскими угнетателями? А вы придете нам на помощь, если мы попытаемся? Не думаю. Мне кажется, вы занимаетесь этим, потому что вам больше нечего делать. Если хочешь знать мое мнение, нам от вас никакой пользы.

Я так и не смог забыть тех слов, потому что в них прозвучал и отказ от моей любви. До сих пор я думаю о Белле почти каждое утро, слушая выпуск новостей по радио, прежде чем отправиться выгуливать собаку. И не могу сам найти ответа на вопрос, что же именно мы тогда сулили тем отважным жителям Прибалтики и не это ли обещание с такой небрежностью сейчас не выполняем.

В тот раз встречать нас в аэропорт приехал Питер Гиллам. Это стало для меня большим облегчением, потому что его привлекательная внешность и легкая манера общения, как мне показалось, придали Белле уверенности. В качестве спутницы он захватил с собой Нэнси из отдела наружного наблюдения, и та проявила по такому случаю свои лучшие материнские качества. Следуя по обе стороны от Беллы, они провели ее через зону паспортного контроля к серому микроавтобусу, принадлежавшему инквизиторам из Саррата. Я сразу же пожалел, что никто не догадался прислать машину не столь угрожающего вида, потому что, едва заметив фургон, Белла остановилась и посмотрела на меня с упреком, но Нэнси тут же крепко взяла ее за руку и заставила сесть в салон.

Я получил еще один урок: в бурной и полной событий жизни оперативного сотрудника не всегда находилось время и место для нежных и элегантных церемоний прощания.

Могу рассказать вам теперь, что я делал дальше и о чем слышал позже. Я отправился в офис к Смайли и провел почти весь день, стараясь поймать его между многочисленными совещаниями и встречами. Официальный протокол Цирка предписывал мне сразу же пойти к Хэйдону, но я уже выполнил его поручение, задав Белле необходимые вопросы, а в лице Смайли ожидал найти более сочувственно настроенного собеседника. Он выслушал меня, потом взял письмо Беллы и внимательно изучил его.

– Если мы отправим письмо из Москвы и дадим им безопасный адрес в Финляндии для ответа, может сработать, – настойчиво убеждал его я.