Секретный рейд адмирала Брэда

– Но вы так и не назвали количество оказавшихся в вашем распоряжении субмарин и самолетов.

– Более двадцати субмарин. Точной цифры я не знаю. Контрразведка сразу же начинает интересоваться каждым, кто интересуется численностью и качеством вооружений «Базы-211».

– И правильно делает. Но ваша совесть может быть чиста: сведения, которые вы мне даете, рассчитаны не на американскую разведку, – едва слышно проговорила Фройнштаг. – Они нужны организации служащих СС, которая готовит почву для возрождения нацизма в Германии, Австрии и на других исконно германских территориях. Вам трудно представить себе, обер-лейтенант, как ободрены будут члены нашей организации, когда узнают, какой мощный потенциал скрывается в подземельях Антарктиды, а еще узнают, что на планете все же осталось место, в котором сохранился осколок Третьего рейха.

– Считаете, что это действительно взбодрит ваших единомышленников?

– Еще как! Но я прослушала, каким арсеналом наделил вас Геринг?

– Мы наладили строительство самолетов и дисколетов. У нас восемь дисколетов и около тридцати самолетов разных типов и назначения.

– Можете считать, что самый нежный из всех допросов, которые когда-либо проводились в этом мире, завершен, – мило улыбнулась Фройнштаг.

Покончив с одеянием, Лилия взглянула на пилота. Он стоял бледный; пальцы, которыми пытался застегнуть пуговицу на кителе, предательски дрожали.

– Убеждены, что вас ждет суд?

– Только суд.

– Самое сложное будет объяснить, почему вы оказались в этой части Антарктиды, – сказала Лилия, вспомнив при этом о Скорцени. Был бы он здесь, он нашел бы какое-то решение. Какое именно – этого она не знала, однако не сомневалась: будь здесь Скорцени, вся эта экспедиция выглядела бы по-иному.

– Это попросту невозможно объяснить, – признал тем временем пилот.

– Существует только одна более или менее приемлемая версия: решили проследить за действиями американской эскадры, увлеклись и не заметили, как вышли из зоны радиосвязи.

– Вряд ли они воспримут это объяснение.

– Согласна, вряд ли, – неожиданно согласилась Фройнштаг. – Однако другой версии у вас нет. И поймите, эскадра и так понесла значительные потери. Адмирал не станет рисковать половиной своих кораблей ради того, чтобы отстаивать какого-то там германского дезертира, который и сам еще недавно атаковал его суда и самолеты.

– Что совершенно естественно, – едва слышно проговорил Ридберг.

– Я что-то могу передать вашим родным, вашей жене детям?

– У меня никого нет. Жена умерла во время родов, мать погибла в сорок третьем, во время бомбардировки.

Они вышли из каюты и направились к выходу на верхнюю палубу, чтобы оттуда попасть на центральный командный пункт авианосца, который по традиции моряки продолжали называть «капитанским мостиком».

– Вспомните, что вы – офицер, Ридберг, германский офицер, – напутствовала его Фройнштаг. – И должны вести себя должным образом.

– Не сомневайтесь в этом, гауптштурмфюрер. И еще… хотел сообщить вам, что нынешняя встреча наша – не первая.

– Что вы сказали?! Решитесь повторить или это ваша очередная бредовая фантазия?

– Мы, конечно, не были знакомы, но я видел вас, когда вы приходили вместе со Скорцени в наш «Отряд германских военных космонавтов».

– То есть в отряд пилотов-смертников?!

– …Которые готовились стать «пилотами-торпедами», «пилотами-ракетами» и «человекобомбами», – подтвердил Ридберг. – Я был одним из первых добровольцев, поступивших в этот отряд, который мы еще называли «школой».

– В таком случае вам не стоит объяснять, что такое быть готовым пожертвовать жизнью, обер-лейтенант?

– Не стоит.

– Помнится, я действительно дважды посещала этот отряд, существовала даже идея создать аналогичный женский отряд, который должна была возглавить я.

– Так что наша встреча – это судьба.

– Некое подобие судьбы или же напоминание о ней. Хотя, честно признаюсь, что не могу вспомнить вас в строю этого отряда.

– Мы все тогда стояли в летных шлемах, готовились к очередным занятиям по пилотированию, и, понятное дело, были похожи друг на друга.

– Будем считать это объяснение вполне приемлемым, храбрейший из моих рыцарей.

У трапа, ведущего к верхней палубе, обер-лейтенант резко остановился. На какое-то мгновение Фройнштаг показалось, что он попытается обнять ее, и, чтобы этого не произошло, резко отшатнулась. Теперь ей это было бы неприятно. К большинству мужчин, которых Фройнштаг довелось познать в течение своей жизни, она остывала с удивительной быстротой, приблизительно с такой же, с какой умудрялась проникаться к ним своей страстью. И не ее вина в том, что пилоту Ридбергу суждено было оказаться в их числе.

Мимо них пронеслось несколько авиаторов, очевидно, спешивших к ангарам. Пропустив их к трапу, обер-лейтенант произнес:

– Я счастлив, что последние минуты своей жизни провожу в обществе такой прекрасной германки.

– Ну почему сразу «последние»? – попыталась успокоить его Фройнштаг, но, увидев, что Ридберг достает из портупеи пистолет, запнулась на полуслове.