Секретный сотрудник

Изысканные наряды, благородные лица. По всему видать – творческая интеллигенция. Но вот один из них отстал от общей группы и молча ткнул ему тростью в колено.

Так и есть – Бокий.

Ярослав на всякий случай в мыслях досчитал до тридцати, осмотрелся и неспешно побрёл в глубь сквера.

Глеб Иванович стоял за широким стволом исторического дерева и мял в руках его депешу.

– Да, странные дела творятся в нашем государстве… Извращенцы и националистические мерзавцы, а часто эта легко воспламеняющаяся смесь умещается в одном флаконе, снова рвутся к власти. Так уже было в далёком семнадцатом году. Залили, сволочи, Россию кровью, чтобы удовлетворить свои амбиции…

Чего-чего, а столь откровенной антисоветчины студент явно не ожидал!

– Нельзя так. Все люди – братья, – несмело возразил.

После чего комиссар взглянул на него, как на умалишённого:

– «Вы, Шариков, чепуху говорите. Причём безапелляционно и уверенно».

Плечов знал, откуда эта цитата. Изданная в Риге повесть «Собачье сердце», написанная неким Михаилом Булгаковым, пьесы которого шли во многих московских театрах, пользовалась среди студентов МИФЛИ популярностью – вот и сейчас она гуляла по рукам в их общежитии.

Но виду не подал.

– Это почему же? – спросил, скорчив глупую гримасу: пусть лучше Бокий считает его недоумком, чем почитателем запрещённой самиздатовской продукции!

– Я эту шайку-лейку хорошо знаю, – не успокаивался комиссар.

– Зачем вы рассказываете мне об этом?

– Чтобы знал, кто нами пытается править. И не только нами – всем миром! Придёт пора, я такой компромат из чёрной папки вытащу – не один примазавшийся к рабоче-крестьянской власти жулик ответит!

– Думаете, это поможет?

– Вряд ли. Маховик запущен… Но я буду сопротивляться.

– Давайте сменим тему – тошнит уже! Столько грязи за несколько секунд на меня ещё никто не выливал.

– Давай… Хорошо хоть твой профессор не той породы оказался. Говоришь, правильный мужик?

– Ага!

– Вот что я тебе скажу по секрету, Слава… В каждой спецслужбе, в том числе и нашей, имеются подразделения, специализирующиеся на вербовке извращенцев. Ещё царская разведка весьма преуспела на этом «благородном» поприще. Полковник Альфред Рёдль, может, слыхал?

– Нет, не слыхал, товарищ комиссар!

– Начальник агентурного отделения разведывательного бюро Генерального штаба вооружённых сил всей Австро-Венгерской империи…

– Ого! Серьёзный дядечка!

– Ему подсунули молодого улана – он и рад стараться. Все секреты выболтал! Ах, если бы в Генштабе российской императорской армии тогда вняли его совету и начали войну первыми – не было б тогда ни разрушительной Великой войны, ни революции, ни кровавой гражданской розни!

– Что это вы такое запели, Глеб Иванович?

– В конце жизни многое видится по-иному.

– Так говорите, будто вам за девяносто…

– Неважно сколько тебе лет, важно, сколько ещё жить осталось!

– И сколько же?

– Счёт пошёл на месяцы, может быть, даже на дни! Жаль, конечно… Супруга молодая, дочурке ещё и полгода не исполнилось29 – вот оно счастье, живи и радуйся. Хоть бы до её первого дня рождения дотянуть! Но не дадут, сволочи, нутром чую…

– Чего так пессимистично?

– Это не пессимизм, мой юный друг, это реальная аналитика, ты ведь будущий философ – разницу знаешь. Всех старых большевиков уже арестовали. Против меня тоже плетут нити интриг. Но я не даюсь. Пока.

– Держитесь, дорогой Глеб Иванович. Как же без вас?

– Легко! Ты сам хоть не высовывайся. Придут – хорошо, не придут – ещё лучше. Задачу найти апостолов поставили на самом верху. Пока ты задействован в операции по её выполнению – тебе ничего не грозит.

– Уверены?

– Ещё как… Кое у кого из наших «манечка»30 – украсить ими один из залов Кремля. Хотя, чужая душа – потёмки… Может, хотят установить фигурки ещё где-нибудь? И срубить рядышком деревянную церковку – чтоб недалеко ходить, когда наступит время замаливать грехи! Ладно… Мне пора… Да… Насчёт твоего «второго сапога», я имею в виду Пчелова… Будь крайне осторожен. И ни при каких обстоятельствах не поддавайся на провокации – он работает ещё на кого-то, а на кого – мы пока не установили.

– Постарайтесь сделать это быстрее, чтоб я знал, как с ним себя вести.

– Так, как и до этого. При любых расспросах – ничего не знаю, ни с кем не связан, никому не стучу. Понятно?

Комиссар посмотрел на агента с какой-то невероятной тоской-печалью-грустью в беспросветно тёмных глазах и протянул для прощания руку, чего никогда ранее не делал, видимо, из опасения заразить туберкулёзом, которым он страдал ещё с царских времён.

– Так точно! – слабо улыбнулся Плечов, бережно пожимая её.

В первый и последний раз.

41

Все беседы с Фролушкиным, а их, как уже говорилось, в феврале – апреле 1937 года было немало – и наедине, и в компании друзей, – тоже, в основном, вертелись вокруг извечных тем: Всевышний, космос, вездесущие евреи и конечно же геи…