Секретный сотрудник

«Это что же получается?! — подумал он. — Со мной он не стал разговаривать, а с Масиком этим беседует. О чем? На каком языке?» Он вспомнил о своем задании — найти агента Союза правоверных в группе. В этом свете общение Масика с Гонтой выглядело более чем странно.

Он подождал, пока Масик попрощается с Гонтой — они обменялись рукопожатием, — и, подойдя к Масику, спросил:

— Знакомого встретили?

— Да нет, — улыбнулся Масик. — Какие тут могут быть у меня знакомые? Этот офицер сам ко мне подошел — он по-русски — говорит и даже по-украински. Посоветовал машину взять вон там, в «Хилтоне», — он показал на высокое здание гостиницы, стоявшее на холме недалеко от границы.

Объяснение Масика выглядело вполне правдоподобно.

«Отчего же тогда Гонта со мной не заговорил? — спросил себя Кузниц и сам же себе ответил: — Боялся, что я начну говорить с ним о прошлом. А Масик — Масик другое дело, он его не знает». Но подозрение все же осталось, и, как позже выяснилось, подозревал он Масика не зря. Но это выяснилось позже, а сейчас Антон Петрович уже успел нанять машину и компания звала их с Масиком, нетерпеливо размахивая руками.

Маленький автобус («Minivan», — сказал Ариель, пробуя новое слово) бодро повез их по узким и грязным улочкам Табы, и вскоре они уже выехали за город на широкое шоссе, которое было проложено израильтянами в короткий период их пребывания на Синайском полуострове. Все устроились с комфортом в салоне, только Масику с Кузницем пришлось сесть в кабину, причем Масик учтиво пропустил Кузница вперед и сел у окна, а Кузницу пришлось сидеть рядом с шофером, от которого исходил сложный запах шашлыка и пота, напомнивший ему доморощенного демона Владилена в, так сказать, редуцированном безалкогольном варианте. В колено ему упирался рычаг переключения скоростей, и задремавший вдруг Масик на каждом повороте наваливался на него всем телом, вздрагивал и бормотал на чистом русском языке:

— Вот, блин, сморило, — правда, тут же спохватывался и вольно переводил самого себя на украинский. — Закемарив, вибачаюсь.

Но даже эти неудобства не могли испортить впечатления от окружающих дорогу пейзажей, настолько эти пейзажи были необычными, не похожими ни на какие другие, хотя повидал на своем недолгом веку лейтенант-переводчик Кузниц разных пейзажей немало. Точнее всего впечатление от окружающего передавало банальное выражение «лунный пейзаж». И пейзаж был действительно лунный — ни дерева, ни травинки, всюду, куда достигал взгляд, простиралась усыпанная рыжей щебенкой изрытая кратерами и оврагами пустыня, полого поднимавшаяся к недалеким, таким же рыжим с желтовато-синими тенями горам. Они ехали уже почти два часа, а пейзаж за окном машины не менялся — по-прежнему в жарких лучах африканского солнца лежала по сторонам рыжая пустыня и дрожали в горячем мареве лунные горы.

Но прошло еще полчаса, и окружающий ландшафт стал меняться — появились возделанные поля, деревни из глинобитных домов и маленькие города, отличавшиеся от деревень только кафе и бензоколонкой на площади. Изменилось вдруг и поведение Масика — он уже больше не дремал, а полулежал на дверце и тихо постанывал; то и дело он просил шофера остановиться, отбегал в сторону и, возвратившись, говорил сквозь зубы:

— Живіт, зараза!

Прошло еще какое-то время, и ему стало совсем плохо — он уже лежал на коленях у Кузница, держась за живот, и громко вскрикивал при каждом толчке машины.

«Плохо дело, — думал Кузниц, — похоже, у него аппендицит, а может, и что похуже. Надо в больницу».

— Надо Масика в больницу отправить, — крикнул он компании, сидевшей в салоне. Те притихли, прервали свое любимое занятие — оставалась у них еще бутылка какого-то зелья и они как раз собрались разлить его по бумажным стаканчикам, — и Иван Петрович, выражая мнение коллектива, сказал:

— Конечно, надо в больницу, а то помрет еще. Потом посольство о нем позаботится. До Каира уже недалеко.

«Эх, — подумал Кузниц, который сам был не без греха, — до чего же плохо у нас относятся к трезвенникам», — и спросил шофера:

— Знаете, где тут ближайшая больница? Надо нашего товарища врачу показать.

Шофер поцокал языком и сказал, что через полчаса после туннеля под Суэцким каналом будет город Исмаилия и там есть американский госпиталь.

В госпиталь Масика повели всей компанией под руководством Хосе. Все выражали сочувствие, а особенно суетился Ариель, который и так был добрым парнем, но под влиянием выпитого становился истинным филантропом и не только был готов отдать, но и часто отдавал последнюю рубашку. Кузницу Хосе приказал оставаться в машине.

— На всякий случай, — сказал он, — ты арабский знаешь, а то может уехать бедуин наш и нас бросить — Антон ведь ему уже заплатил.

При чем тут знание арабского — Кузниц не понял, но решил с Хосе не спорить, тем более что в госпитале вполне могли обойтись и без него.

Перекинувшись парой слов с шофером по поводу того, сколько им еще осталось ехать («Пару часов, если на то будет воля аллаха», — сказал шофер), Кузниц покурил возле машины, а потом сел в тени на скамейку перед госпиталям и стал ждать.