Скупец живет в одиночестве. Он подменяет пересчитыванием и охраной своих денег прямые, осмысленные контакты с другими людьми, и он не доверяет происходящему в его жизни здесь и сейчас как источнику ценностей. Вместо этого он дает деньги в долг «под вернейшие заклады», чтобы увеличить свое богатство в будущем. Решение скупца давать деньги в долг под проценты и держать свое богатство под спудом, а не делиться им с другими означает инвестиции в капитал – абстракцию, – а не в духовную жизнь и общение с людьми. Сделанный им выбор является нарушением древних племенных и библейских запретов на накопление денег и дачу их в рост, а также отказом от того, что Льюис Хайд и другие называют экономикой «обмена подарками»[48]
. Главный принцип обмена подарками состоит в том, что «подарок должен постоянно находиться в движении»; его нельзя сохранять или инвестировать в качестве капитала [Hyde 1983: 4]. От этого движения зависят связи между членами общества: «Если кому-нибудь удается коммерциализировать обмен подарками в племени, его социальная структура неизбежно разрушается» [Hyde 1983: 5]. Проанализировав народные сказки различных культур, Хайд показывает: решение отдать, а не сохранить для себя что-либо – хлеб, волшебное зелье – это в буквальном смысле выбор в пользуНакопительство ассоциируется с эгоизмом и стагнацией, в то время как, отдавая свое безвозмездно, можно воскрешать мертвых. Рыночный обмен создает равновесие или застой: чтобы сохранить баланс, ты платишь равную цену. Но когда ты даришь, возникает импульс и масса передается от одного тела к другому [Hyde 1983: 9].
Хайд приводит несколько подходящих примеров, в том числе шотландскую народную сказку, в которой две старшие дочери прячут подаренный матерью хлеб и их убивают, в то время как младшая дочь делится хлебом с другими и благодаря этому воскрешает сестер. Русская народная культура также осуждает накопительство[49]
. Как известно, в качестве иллюстрации того же тезиса и сам Достоевский использовал народную сказку. Притча Грушеньки о луковке в «Братьях Карамазовых», благодаря которой происходит спасение Алеши, также демонстрирует моральную опасность накопительства и благодать и искупление, уготованные бескорыстным.В фельетоне «Петербургские сновидения…» тот момент, когда скупец «вдруг осуществляет свои капиталы и скрывается в какой-то бедный угол», в моральном плане служит тем поворотным пунктом, когда он променивает «живую жизнь» на застой, инерцию и солипсизм. В этот момент образ скупца мутирует в Человека из подполья. Из письма Достоевского Страхову видно, что феномен скупости пришел ему на ум еще при зарождении замысла «Игрока»; и этот феномен является основной темой упоминаемого им произведения Пушкина – «Скупой рыцарь» (1830 год). Подобно многим другим элементам, перечисленным в этом письме, тема скупости в окончательном тексте романа уходит на задний план, но фактически она сохраняет свою власть на высших символических уровнях. В романе тема скупости мутирует в смежную тему человека, видящего главную ценность в деньгах, которая связана с имеющим для Достоевского уничижительный смысл словом «расчет». Стремящиеся найти рациональный, систематический подход к игре игроманы показываются как одержимые расчетом [Достоевский 1973а: 223–226]. Однако поиск метода игры в рулетку – не самая серьезная проблема; это нам демонстрирует приведенный Алексеем печальный пример немецкой влюбленной пары, которой приходится постоянно откладывать свой брак (свою «жизнь») на потом до тех пор, пока они не накопят достаточный капитал, что оказывается возможным лишь тогда, когда их молодость уже давно позади [Достоевский 1973а: 225–226]. Причина того, что для Достоевского расчетливость выглядит чертой исключительно немецкого национального характера, коренится в истории литературы, а также в личных наблюдениях и предрассудках.