Секреты Вознесения. Раскрытие космической битвы между добром и злом (ЛП)

Лучше всего было то, что New Paltz находился ближе всего к Вудстоку, и Grace Slick of Jefferson Airplane называл обширные спортивные прерии, находившиеся позади колледжа,

Tripping Fields. Я собирался в колледж, расположенный на одной из религиозных площадок паломников движения хиппи в Вудстоке, поэтому, когда меня приняли, я был очень рад. Мне очень хотелось побывать на знаменитом концерте в Вудстоке, и в журнале говорилось, когда состоится следующий фестиваль. Как же мало я знал о том, что окажусь в единственной самой алкогольной комнате, самого алкогольного общежития, в одном из самых алкогольных колледжей в стране, согласно самому журналу Rolling

Stone. О неизвестной природе комнаты, в которой я жил, я узнал от администрации университета, только когда учился на последнем курсе. Я подавал заявления и в другие более престижные колледжи, но клюнул на меня только New Paltz. То есть, выбор сделали за меня.

Проклятие Кони

Учась в выпускном классе школы, я создал новую группу с блюз гитаристом по имени Джим – высоким блондином с короткой стрижкой, атлетического телосложения, но, определенно, представителем контркультуры. В доме стояло несколько ударных установок, звучавших очень хорошо, почти так же, как в некоторых классических блюзах группы Led Zeppelin. Вскоре я обнаружил, что Джим был панк рокером, носившим черную кожу и цепи, ботинки с высокими берцами

Doc Marten с 12-ю отверстиями, огромный зеленый ирокез с чисто выбритыми сторонами и многочисленные сережки в ушах. У него был ужасный опыт употребления ЛСД на кладбище, когда его друг ложился на самый верх могилы и его лицом и телом, казалось, завладевала страшная демоническая фигура. Демон смотрел на Джима с вожделением и пытался напасть. Это травмировало его так глубоко, что вся жизнь начала разваливаться на части, и, в конце концов, его послали в место под названием Conifer Park. Это было впечатляющее кирпичное сооружение недалеко от Glenville, замаскированное соснами.

В нашем сообществе наркоманов все называли его “Кони”. Оно считалось пугающей темницей ада. Родители платили около десяти тысяч долларов, чтобы вы оставляли школу, пребывали и учились в этой тюрьме целый месяц. Если вы ломались, судья мог силой отправить вас в Кони, а родители должны были платить. Сумма (десять тысяч долларов) была всего на две тысячи долларов больше, чем моя мама зарабатывала за полгода. Но хуже всего было то, что людям, попавшим в Кони

, промывали мозги, и Джим был один из них. Он приходил ко мне, много улыбался и говорил, что я стану намного счастливее без травки. Казалось, я смотрел на человека, пребывавшего под полным контролем над разумом со стороны какого-то культа, сформировавшегося в Кони. Я дал ему прозвище Джимми-Христос, что стало неформальным названием нашей группы. Джим был таким хорошим музыкантом, что я был готов слушать его манифест каждый раз, когда мы встречались, но, как только он осознавал, что я не собираюсь останавливаться, он быстро выдыхался.

Каждый раз Дон и я покупали клейкий черный опиум в маленькой квадратной розовой пластиковой обертке, его хватало на один раз. Опиум не был очень сильным и пах ладаном. Мы курили в подвале, принадлежавшем культуристу, которого будем называть Пол. Однажды днем Пол рассказал увиденный им сон. Он курил трубку, когда вдруг она превратилась в серп смерти, который начал резать его мышцы. Он знал, что сны передают мощные послания, и что, возможно, правда, что травка уменьшает его мышечную массу. Вдруг в дверях появилась его мать, христанка-фундаменталистка, и учуяла дым. Она точно знала, что мы делаем. Она уставилась на Дона и спросила, что он прячет в руке. Дон ответил: “Кальян” и, смеясь, показал ей кальян. Она начала кричать, чтобы мы убирались из ее дома, и отправила Пола в Кони. После Кони Пол полностью бросил курить. Ему основательно промыли мозги, и мы чувствовали, что ему очень плохо. Мы вздохнули с облегчением, что его мать не отправила в Кони и нас. Нам повезло.

Вскоре после этого, мы курили с Баннером и его кузеном, пока Баннер оставался в доме своего друга. Каким-то образом мать кузена отследила наше местонахождение и спустилась вниз, пока все мы курили. Она увидела, что глаза сына были красными, от него пахло дымом, и он пребывал в “улете”. Она закричала Баннеру в лицо, приказала сыну сесть в машину, и отвезла его в Кони. И вновь, казалось, челюсти смерти сжимаются. Если бы она удосужилась подняться наверх, она бы поймала нас с поличным и вызвала полицейских. Против всех нас выдвинули бы криминальное обвинение, и судья либо вынудил нас “добровольно” отправиться в Кони, либо поместил в исправительный дом для несовершеннолетних, что привело бы к наличию судимости.