– Есть два способа урегулирования таких споров – судебный и досудебный. Я хорошо к тебе отношусь, потому дам совет: до суда не доводи, если ты виновна. Тогда кроме иска на тебя лягут еще и издержки делопроизводства. И, наоборот, смело иди в суд, если есть шанс доказать свою невиновность. Скинь мне свой почтовый ящик, я завтра после обеда отправлю тебе официальную претензию, спокойно ознакомишься и подумаешь, как лучше поступить. Сумма иска мне пока неизвестна, но Александр Дмитриевич туда наверняка включит и стоимость экспертной оценки пострадавшего имущества. Что ты там натворила? Окна все поразбивала? Но меня удивило его спокойствие на твой счет. Раньше я думала, что он любого растопчет при первой же ошибке, а тут нет – сказал просто составить досудебную претензию, но никуда не запускать, пока ты работаешь. Я думаю, что это о многом говорит. Например, попробуй с ним просто договориться, выпросить рассрочку или сокращения суммы долга. Если ты виновата, конечно. Хотя виновата, он не стал бы приписывать тебе ущерб, если бы не имел доказательств. Но, Карина, я бы на твоем месте хорошо поразмыслила.
Да когда уже этот воздух в легкие пройдет? Я сама удивилась, что смогла проговорить:
– Спасибо за совет, я подумаю. У меня как раз завтра выходной.
– Вот и славно, – легче сказала она. – Карина, я тебе сейчас не как секретарь Александра Дмитриевича говорю, а как человек, который лучший всех его знает. Ну, и как человек, которому снова придется бегать, если ты уволишься, – она рассмеялась. – Так что прислушайся, у меня практический интерес! Не знаю уж, что ты там сломала, но если он не распорядился раздавить тебя сразу – значит, вообще не собирается этого делать. Но если ты сама объявишь ему войну, то уж поверь, он вытрясет тебя до капли. И не таких вытрясал, сама понимаешь.
– Спасибо, – повторила я.
– Тогда думай, а я пока сделаю вид, что этого звонка не было.
Первым порывом было набрать теперь его номер, но я удержалась. Уставилась в окно и начала нервно, совершенно безумно смеяться. От изумления очень быстро не осталось и следа. Я почему-то не рассматривала его угрозы всерьез – ну конечно, ведь он их высказывал всегда полушуткой, частью игры в принуждение. Но кто мне сказал, что шантажа не будет, если я не захочу играть дальше? Причем если я откажусь быть его любовницей, но продолжу работать, то он ничего не сделает – распоряжения Веронике Ивановне однозначны, они распространяются только на увольнение. А я теперь кто? Рабыня, крепостная крестьянка? Мне на учебу через несколько недель, что я буду делать потом? Откуда мне взять два миллиона или сколько там насчитают эксперты по старинным японским вазам, чтобы выкупить свою свободу?
Все предыдущие переживания заметно померкли. Вот это я вляпалась… Он не будет меня насиловать, но продолжит манипулировать, а все мои решения на моей же совести и останутся. Не захочу – и не будет больше никакого интима. Я просто не могу уволиться, не могу уйти и сделать вид, что обо всем забыла. Но пока я буду с ним видеться, у меня не хватит силы воли, чтобы его бесконечно отталкивать.
Так, все. Хватит с меня нервов и необдуманных решений. Завтра сплю до обеда, потом спокойно продумываю разговор с ним. Я не воюю с шефом, ничего подобного! Я послушная и покладистая лапочка, которая запуталась и которой обязательно нужно вернуться на учебу первого сентября. Ведь он уже получил свое, нельзя сказать, что я вообще никак не рассчиталась. Теперь в «туалетной романтике» появился хоть какой-то плюс, который я намерена использовать.
Глава 22
Во вторник я демонстративно не разговаривала с Тимуром, но этот хитрый мерзавец знал, по каким рецепторам бить:
– Карин, одну пирожную лишнюю сделал! Ты не хочешь, случайно?
Сцепила зубы и не ответила, хотя желудок сжался в предвкушении. От одного запаха выпечки голова шла кругом, а если уж попробовать… У этого подлого существа имеется сверхмагия!
– Карин, – повар не сдавался. – Тогда придется выбрасывать. По договору я готовлю точно по списку, никаких погрешностей. Как я так просчитался?
– Ладно! – рявкнула я, бросила швабру и влетела на кухню, на ходу стаскивая резиновые перчатки.
Пирожное на вкус оказалось чуть изумительнее, чем на вид. Я не постанывала и не причмокивала, чтобы он не догадался о моих истинных чувствах, но Тимур мгновенно расслабился:
– А теперь рассказывай, что хоть было-то? А то я угрызениями совести мучаюсь – может, зря?
– Не зря! – ответила я с набитым ртом. – Да ничего такого не было, в театр сходили, на Ромео и Джульетту посмотрели, да разошлись.
Конечно, я этому товарищу, который мне вовсе не товарищ, не собиралась раскрывать всего. Да что уж там, мне было настолько не по себе, что я и сама с собой мысленно на эту тему старалась не общаться. Однако Тимур облегченно выдохнул и заметил:
– Карин, а тебе не кажется, что ты ему всерьез нравишься? Ну, стал бы он тебя по театрам таскать в другом случае?
Пожала плечами и вздохнула:
– Понятия не имею. Может, у него билет пропадал?