Секс и вытеснение в обществе дикарей

Дочеловеческая антропоидная семья была связана инстинктивными, или врожденными, узами, которые варьировались в зависимости от индивидуального опыта, но не испытывали влияния традиции, так как животные не владеют языком и не имеют законов и общественных институтов. В природе самец и самка спариваются, движимые сексуальным импульсом в период гона и только в этот период. После оплодотворения самки новый импульс обусловливает совместное проживание, при этом самец исполняет роль защитника самки во время ее беременности. С рождением ребенка у самки просыпаются материнские инстинкты кормления грудью и проявления заботы о детеныше, в то время как самец реагирует на новую ситуацию тем, что обеспечивает пропитание семьи, охраняет ее и, если нужно, для ее защиты вступает в опасные битвы. С учетом долгого развития и медленного созревания особи среди человекообразных обезьян для сохранения вида необходимо, чтобы родительская любовь зародилась как у самца, так и у самки, и чтобы она длилась какое-то время после рождения детеныша, пока он не научится заботиться о себе самостоятельно. Как только он достигает зрелости, биологическая потребность в семье исчезает. Эта потребность, как мы увидим далее, возникает в культуре, где ради сотрудничества члены семьи должны держаться вместе и где для передачи традиции молодое поколение не должно терять связь со старшим. Но в дочеловеческой циклопической семье детеныш, едва обретя самостоятельность, естественным образом покидал стаю.

Это эмпирические факты, касающиеся любого вида обезьян. Они соответствует интересам вида и поэтому должны приниматься как общие принципы. Они также согласуются со всем, что можно заключить на основании общих сведений об инстинктах, свойственных животным. Кроме того, для всех высших млекопитающих характерно то, что старый самец покидает стаю, как только перестает чувствовать себя полным сил и энергии и таким образом освобождает место молодому самцу. Это идет на пользу виду, потому что у животных, как и у людей, с возрастом нрав не улучшается, и старый вожак более склонен к провоцированию конфликтов. Все это свидетельствует о том, что действие инстинктов в природных условиях не оставляет места внутренним конфликтам, сложным эмоциям или трагическим событиям.

Семейная жизнь высших животных, таким образом, управляется и скрепляется врожденными эмоциональными установками. Всякий раз, когда возникает биологическая потребность, возникают и соответствующие ей психические реакции. Как только потребность исчезает, исчезает и эмоциональная установка. Если понимать инстинкт как модель поведения при непосредственной реакции на ситуацию, сопровождающейся приятными ощущениями, то можно сказать, что семейная жизнь животных определяется цепочкой взаимосвязанных инстинктов: ухаживание, спаривание, совместное проживание, нежные чувства к детенышам и взаимопомощь родителей. Звенья следуют одно за другим, каждое следующее полностью отменяет предыдущее, так как для таких соединений инстинктивных реакций характерно, что каждая новая ситуация требует новой модели поведения и нового эмоционального отклика. В психологическом отношении очень важно понять, что каждая новая реакция заменяет и уничтожает прежнюю эмоциональную установку, что новая эмоция не несет никаких следов прежней. Животное, действующее под влиянием одного инстинкта, не испытывает действия предыдущего. Угрызения совести, душевный конфликт, противоречивые эмоции — культурные, человеческие, а не животные реакции. Работа инстинктов, разворачивание последовательностей инстинктов могут быть более или менее успешными и сопровождаться более или менее тяжелыми конфликтами, но в любом случае не оставляют места для «эндопсихических трагедий».

Какое отношение все это имеет к гипотезе первобытного преступления? Я не раз указывал, что Фрейд поместил Великую Трагедию у истоков культуры как ее первое событие. Соответствующие цитаты из Фрейда и Джонса можно было бы приводить в изобилии; но здесь нам нужно четко себе уяснить, что это положение неотделимо от их теорий: все их гипотезы развалятся, если не исходить из того, что культура началась с тотемного отцеубийства. Для психоаналитика, как мы знаем, Эдипов комплекс — основа всей культуры. Это должно значить не только то, что он определяет все культурные феномены, но и то, что он всем им предшествовал по времени. Комплекс — это fans et origo,

из которого развились тотемизм, закон, ритуал, институт материнского права, фактически все, что для антрополога и психоаналитика относится к первым элементам культуры. Более того, доктор Джонс возражает против моих попыток проследить культурные причины развития Эдипова комплекса уже потому что этот комплекс предвосхищает всю культуру. Но очевидно, что если комплекс предшествовал всем культурным явлениям, то тотемное преступление, обусловившее его возникновение, нужно a fortiori [48] поместить на шкале времени еще раньше.