Удар ниже пояса. И как только эти слова срываются с моих губ, я сожалею о них. Я стою, смотрю на него и жду ответа. У меня подкашиваются ноги, в то же время тело будто немеет. Дома, в последний день, я сказала себе, что отпущу это, потому что это всего лишь Ноа и его избегание ситуации, но чем ближе мы подъезжали к Остину, тем сильнее становилась потребность посетить ее могилу. Когда это случилось и Ноа даже не потрудился выйти из машины, я не могла понять, почему он не хотел стать частью этого. Потом на меня обрушились все остальные эмоции, и я потеряла его.
Я жду, когда Ноа что-нибудь скажет.
— Скажи что-нибудь, — требую я дрожащим голосом.
Ноа разрушает меня своим взглядом.
— Тебе не понравится то, что я хочу сказать, — говорит он, глядя на озеро, избегая зрительного контакта. Взволнованный, полностью осознавая происходящее, он снимает с головы старую, поношенную бейсболку и проводит пальцами по копне темно-каштановых волос, прежде чем снова надеть ее.
— Что ж… — Я переступаю с ноги на ногу, сжимая в потной ладони дневник. Мою жизнь, мои слезы и страхи. Перевожу на него взгляд. Дневник хранит все воспоминания о детстве и о ребенке, которого мы не смогли спасти. Ноа смотрит на мои ноги, желая, чтобы я пошевелилась, чтобы отошла от него подальше. Но я не могу.
Он скрещивает руки на груди, еще больше напрягаясь всем телом.
Я чувствую, как внезапно нарастает паника, руки и сердце ходят ходуном, и я больше не могу сдерживать себя и свои эмоции.
Мне надоело, что он избегает этого, и, конечно, с меня хватит сожалений. Когда я открыла этот кожаный блокнот и начала вести в нем записи на следующий день после того, как Маре поставили диагноз «рак», то никогда не планировала, что их кто-нибудь прочитает. Они ужасают. В них правда, и самое главное — в них я, Ноа и все, что когда-то пошло не так.
Внутри дневника — любовь, страницы ночей, которые я не могу забыть, воспоминания о красивой озорной девочке, ушедшей от нас слишком рано, и о человеке, который оставил меня, чтобы справиться с этой потерей в одиночку. Каждое пребывание в больнице, каждая ссора, каждое сомнение — все здесь.
К сожалению, гнев берет надо мной верх. В поисках момента, обмана, который, я знаю, он скрывал от меня, я вытираю слезы с пылающих щек и распрямляю плечи.
— Может быть, это будет иметь для тебя значение, — говорю я, бросая ему дневник. — Прочти, а потом скажи мне, что хочешь забыть ее. Потому что если ты это сделаешь, то можешь забыть про нас.
Я особо ничего не ожидаю, учитывая его поведение в последнее время. Дневник падает к ногам Ноа. Он смотрит в одну точку, когда я прохожу мимо него. Я не оборачиваюсь, просто не могу. Я только что вручила ему свое сердце, словно у него его еще нет. Теперь нечего скрывать.
Я хочу развернуться и забрать дневник. Это явно один из тех моментов, когда я спрашиваю свой мозг:
ГЛАВА 25
Ноа
Я читаю его.
Вы думали, не стану? А я это делаю. Я читаю каждую душераздирающую страницу. Я знал, что Келли вела дневник. Видел, как она делала записи поздно ночью, но ни разу не подумал о том, чтобы его прочесть. Наверное, потому что знал, что там будет.
До этого момента.
Пока меня не вынудили.
И у меня нет других мыслей, кроме как:
Если бы я не прочел ее слова, то никогда бы не узнал ничего из этого.
По правде говоря, я не был уверен, что хочу знать что-либо из прочитанного.
— Что это за хрень? — спрашивает Джастис, показывая на записную книжку в кожаном переплете, которую я держу в руке, пока мы сидим на багажнике его машины.
Тяжело дыша, я откидываюсь на локти. Я смотрю в его сторону; за последние несколько лет мы делали это нечасто по разным причинам.
— Дневник Келли.