Секс после полудня

Потом, поскольку она уже рассказала Джерри Херну о себе практически все, она рассказала ему и о Джонатане Весте…

Джерри припарковал машину на площадке, которая находилась рядом со зданием, в котором размещался его офис, и показал жестом на припаркованные машины, блестевшие на полуденном солнце.

— Взгляните на них. Они получили самые лучшие места — они здесь на солнце и свежем воздухе — и они всего лишь машины. Когда-нибудь я надеюсь увидеть, что на этом цементном раю вырастет клиника для детей. Но я боюсь, что пока это всего лишь мечта.

— Почему? Что мешает реализоваться этой мечте?

— Что обычно мешает мечте? Деньги или их нехватка. И, конечно, время. Если бы у меня было время, я, может быть, нашел бы нескольких спонсоров.

— Может быть, я смогу помочь?

— Вы? Вы даже не планируете жить в Северной Калифорнии.

— Нет, но я сказала вам, что у меня есть очень богатые друзья.

— Да, но быть богатым не всегда означает быть готовым пожертвовать, не так ли?

Нет, не всегда. Это был спорный вопрос. Кто лучше ее знал, что богатые были и там, и здесь, и в лучшем случае они были непредсказуемы?

Рикки, помощница Джерри Херна, ожидала их с историей болезни Елены в руках.

— Это оказалось проще простого, — радостно сообщила она им. — Все архивы по-прежнему были в алфавитном порядке.

— Отлично, — сказал Джерри, взял у нее записи и, обняв ободряюще рукой плечи Андрианны, провел ее в свой кабинет.

Андрианна сидела и ждала, как ребенок, сложив руки на коленях, пока Джерри просматривал историю болезни. То и дело он нетерпеливо перелистывал страницы, зная, какое невыносимое напряжение она сейчас испытывает. Время от времени он отрывался от записей и ободряюще улыбался ей. Наконец он сказал с облегчением.

— Ваша мать умерла не от волчанки. У нее было больное сердце.

Ее собственное сердце бешено заколотилось.

— Вы уверены? Вы не обманываете меня для того, чтобы сказать мне то, что я хочу услышать?

— Андрианна! — упрекнул он ее. — Я никогда вам не солгу.

Она вдруг вспомнила, что всего лишь несколько дней назад слышала те же самые слова от Джонатана: «Я не лгал тебе, Андрианна. Я никогда тебе не солгу».

А потом она подумала, что во многом Джерри и Джонатан были похожи, несмотря на очевидные различия в цвете кожи и происхождении. Тот же пристальный взгляд. Своего рода честность, искренность, которую оба носили, как мантию. И у них обоих было качество открытости, которое свидетельствует об уверенности в себе и о смелости. Об уверенности, что он будет принят, и смелости отвечать за собственные поступки, собственные убеждения. Оба явно были титанами среди мужчин — по-прежнему моложавый Джонатан, уже заработавший состояние, о котором некоторые даже не осмеливались мечтать, и Джерри, занимавшийся той медициной, которую другие врачи считали неприемлемой для себя. Оба они, каждый по-своему, были героическими фигурами. Самое большое различие между ними заключалось в том, о чем они мечтали. Джонатан мечтал о том, чтобы сделать еще большее состояние просто ради самого этого процесса, — вызов и победа! А Джерри мечтал о том, чтобы найти деньги на строительство новой клиники. И, возможно, именно характер этой мечты, как тонкая линия, отделял любую из этих героических фигур от настоящего героя.

Но вы же не переставали любить чудесного человека сколько-нибудь меньше только потому, что ему чуть-чуть не хватало до того, чтобы быть настоящим героем. Скорее всего вы любили его таким, каким он уже был, и рассчитывали, что в конечном счете он смог бы стать…

«Ох, Джонатан».

Она была на шаг ближе.

Но почти сразу же подумала о чем-то еще, о чем-то, что трансформировало всю картину, и от этой мысли у нее похолодело внутри. Ее мать умерла от больного сердца, но не таким ли образом все-таки именно волчанка убила ее? Поражая жизненно важные органы, такие, как почки и сердце?

Наблюдая за ее лицом, Джерри, видимо, понял, о чем она думала: он встал и, обойдя вокруг стола, присел на корточки у ее стула.

— Ее сердце болело не от волчанки. Ваша мать была пациенткой моего отца с того времени, когда была очень молодой — он был старше ее на двадцать лет. Когда ее привели к нему на осмотр, у нее уже было больное сердце.

— Ох, мама! Моя несчастная Елена. Но почему? Она родилась с больным сердцем?

— Я не могу сказать это с уверенностью. Но, судя по этим записям, заключениям моего отца, я бы сказал, что у нее была ревматическая лихорадка. В те дни ревматическая лихорадка часто не выявлялась, и у маленькой девочки мог остаться порок сердца.

— Как вы думаете, что-нибудь могло бы помочь ей? Хирургическая операция? — Она подумала о том, насколько сильно ее любил Эндрю Уайт. Елена так любила его. — Может быть, лучший уход? Что еще?

— Не переносите это на себя, Андрианна. Не изводите себя… Ваша мать умерла тридцать лет назад. Тогда столько мы не знали! Может быть, сегодня ей помогла бы пересадка сердца. Кто может сказать это с уверенностью?

— Я думала о любви.

Он печально улыбнулся ей и покачал головой.

— Любви? — Затем снова повторил. — Кто может сказать это с уверенностью?