Секс, трава, виагра

– Нет, – ответил Витька, – не местная. В командировке в Ташкенте познакомился. Зовут Анна. Она сейчас с дочкой к бабушке поехала. Может, чаю попьём?

– Давай, – согласился я.

Попили чаю. Как в старые времена. Посидели.

– Как дочку-то зовут? – спросил я.

– Настя, – ответил Витька и тут же добавил: – Жене имя понравилось, а я был не против. Вот и назвали Анастасией.

Помолчали.

– А другую Настю, ту, нашу, помнишь? – спросил я.

– Конечно, помню, – ответил Виктор, – я иногда к ней на могилу заезжаю. Посижу, помолчу. Там тихо, птички поют. Можно отдохнуть от суеты нашей.

Он замолчал. Налил ещё чаю. Глаза его стали похожи на те, двадцать лет назад, когда он признался мне в любви к Насте. Посидели ещё с полчасика. Я рассказал о себе. Потом засобирался. Он проводил меня до калитки. И, уже прощаясь, вдруг тихо мне сказал:

– Знаешь, Вадим, она мне до сих пор снится. Реже, конечно же, не как в первый год. Тогда каждую ночь один и тот же сон. Стоим мы в её комнате, держимся за руки. Я говорю ей, что люблю её. А она улыбается. И потом я просыпаюсь.

– Вить, а жена твоя? Она знает? – спросил я.

– Нет, я ей не рассказывал. Аня, она хорошая. Она любит меня. Я её. У нас дочка растёт замечательная. Выпускной год вот следующий будет. У нас всё нормально. Дом вот купил. Всё хорошо.

– Рад за тебя, – искренне сказал я.

– Спасибо, ответил он, – вот только я до сих пор не знаю, что бы мне Настя ответила. До сих пор мучаюсь. Да или нет? Глупо, конечно же, и не важно сейчас. Но вот снится иногда, и я думаю, что бы она мне ответила, если бы была живой?

Я не нашёлся, что ему сказать. Молча пожал руку. Сел в машину, поехал. А он остался стоять у калитки.

Ольга

Его жена и до рождения дочери была, мягко говоря, не худенькой. А после родов раздалась вширь. И при своём маленьком росте превратилась в кубышечку. С четвёртым размером груди. А ему нравились худые. И молодые. И размерчик первый, максимум второй. И Николай не придумал ничего лучшего (пока жена была в роддоме на сохранении), как отправиться на поселковую дискотеку под Питером. Где благополучно и снял 16-летнюю девчонку по имени Оля, смешливую и доступную. И как-то так получилось, что рождение дочки он отметил с ней же, притащив её к себе домой. Где их и застукал тесть, внезапно решивший отметить рождение внучки с зятем. Отметил. Синяком под глазом у Коли, который они потом объяснили резко открытой дверью и алкогольным опьянением. Был скандал, но тесть ничего дочери не рассказал, взяв с Николая слово больше баб в дом не водить.

Коля своё обещание выполнил. В дом не водил. Приходил сам в дом к Ольге. Её мамаша понятливо улыбалась и уходила то в магазин, то к подруге. Часа на два каждый раз. Жили они в убитой двухкомнатной панельке на улице с названием Поэтический бульвар. Квартира была грязная и неубранная. Обои последний раз клеили году так в 66-м. Ну а плиты ПВХ на полу были раритетом советских времён. Но Николай на это мало обращал внимания. Он приходил туда за Ольгой, за её молодым и гибким телом. И наслаждался им, пока было можно. Ольга тащила его в кровать и жарко шептала в самое ухо:

– Коленька, хороший мой, Коленька, мне таааак хорошо…

Продолжалось это примерно год, пока однажды в очередной Колин приход в гости Олина мамаша не ушла к подруге, а позвала Николая на кухню. Где и сообщила радостную новость о том, что он скоро станет отцом. Он и её 16-летняя дочь. И потребовала от него решения, дав на раздумье два дня. Обалдевший Коля пришёл домой и выложил всё как есть своей жене. Та позвонила отцу. Отец приехал, попытался вновь поставить синяк, но потом, вдруг успокоившись, заперся с дочерью на лоджии, где тихо разговаривал с ней полчаса. Окончив переговоры, они вышли и объявили Николаю ультиматум. Он разводится, съезжает из купленной тестем квартиры и едет жить к своей малолетке. Алименты от него никто требовать не будет, но и ребёнка он не увидит. Всё. Приговор обжалованию не подлежит. Потому что отец у его жены, почти бывшей, человек в Питере не последний. И связи где надо есть.

Коля молча собрался и переехал жить к Ольге. Точнее, попытался жить у Олиной мамы. Так как двушка на Поэтическом была её. Но мамаша была против. И они через месяц очутились в общаге по соседству, в двухкомнатных апартаментах с общей кухней и санузлом на две семьи. Соседи были нормальные, сама общага убитая и мрачная.

Через полгода Николай потерял работу. Выяснилось, что в банк его взяли по протекции тестя. Ну а когда он развёлся, то протекция сгорела, и на его место пристроили по блату какого-то другого родственника, нужного человека. Коля перебивался случайными заработками. Иногда по ночам таксовал. Благо, Питер город большой и всем куда-то надо ехать. Не бедствовали, но заработанного хватало только на еду.