Секс-тренажер по соседству

 Впрочем экономику давно угробила ячейка власти. Но меня это не касается. У меня есть работа, есть женщина. Еще придется решить, чем заниматься после отставки, но на это у меня будет пол года.

— Корзун, ты сегодня удивительно туг на ухо. По местам! Отправляемся! — командным голосом орет старшина Лесков, придерживая фуражку.

Я почесал свой ежик на голове, улыбнулся и расправив плечи двинулся к самолету. С другой стороны. Что такое полгода? Даже не один процент жизни. Будет даже забавно наблюдать, как Настя будет сопротивляться моим поползновениям, ведь наверняка обида будет очень сильна.

Но не настолько сильна, как ее мудрость, любовь и желания тела. Особенно после полугодовой голодовки.

Полгода Настя и я снова ворвусь в твое лоно. Только теперь не только для получения удовлетворения, но и для зачатия новой жизни.

Раз вы у меня такие хорошие и пригожие, приходите каждый день и читаете проды, то позвольте пригласить вас в свою закрытую группу ВК. Сразу обращаю внимание, что так очень откровенные картинки, тексты, даже видео. Поэтому, переходя по ссылке в Аннотации будьте крайте острожны. Спасибо!  

Глава 27. Настя

Мне кажется, что как только я разорвала объятия с Артемом, я замерла. Как будто кто-то меня заморозил, и только одному человеку подвластно снять проклятие со спящей красавицы. Поцелуем, членом — не важно.

С Владом как-то все прошло легко. Он сам принес документы на развод, уже им подписанные. Прямо на следующий день после отъезда Артема. Только сказал, что квартиру придется продать и разделить имущество. Но я, получив в полное владение сына и свою жизнь, не хотела связываться с судебными разбирательствами. Здесь ничего моего нет, только горькие, неприятные воспоминания. Только жалость к самой себе.

Я поблагодарила Влада за все, в первую очередь за ребенка, собрала кое-что из вещей, понимая, что многое мне давно стало большим, и вызвала такси. Когда я закрывала двери своей старой жизни, я долго пялилась на дверь квартиры, в которой провела столько упоительных минут.

Там я была счастлива, и могла бы быть еще много дней. Но Артем как трусливый мальчишка испугался, что его затянет сильнее и не дал мне насладиться последними днями.

Вор и скотина. Не буду больше думать о нем. Он свой выбор сделал. Он вернулся к той жизни, без которой не может. Ну и пускай. Я буду жить для себя и сына. Надо прекращать думать о несбыточном. О его смехе, о его выразительных глазах и губах, что так часто изгибаются в улыбке. Губах, что могут дарить незабываемое наслаждение, убивать поцелуями, погружать в омут страсти ласками тела. Такого совершенного тела.

Ох ты сволочь, как же больно!

Еду в такси, держа на руках сынишку и сглатываю ком слез, потом еще один, понимая, что бесполезно, они уже льются, их уже не остановить. Глупо пытаться забыть воздух, которым столько времени дышала, он уже внутри, растекается ядом, заполняя все душевное пространство. И нет и шанса забыть этого трусливого придурка. Остается только вяло надеяться, что когда-нибудь он очнется и поймет, что без меня ему не будет счастья. Точно. Без меня он будет страдать! И только одна эта мысль вызвала, пусть слабую, но улыбку.

Еду к родителям. Собственно, не к матери же Влада ехать. Та всегда обращалась со мной, как пылью у своих ног. Еще бы, какая-то провинциалка, у ее сыночка москвича. Именно такой я боялась стать, положить жизнь на воспитание сына, проникать в любые уголки его бытия и тем самым загубить его характер. Потому что в моем лице Влад по сути нашел свою мамочку, его обстирывающую. Сам он к самостоятельной жизни готов не был.

Родители живут в черте города, но у них свой дом. В этом районе в основном военные, коттеджи строились для них. Почти все одинаковые из красного кирпича, двухэтажные, с небольшим двориком, гаражом и огородом в пять соток.

Мама здесь, сидит на коленях и пропалывает цветы. Её любимое занятие. Помимо уборки и выноса всем мозга.

Поднимает взгляд и замирает, широко раскрывая глаза. Еще бы. Я же сама пришла, без приглашения, с вещами, по сути на поклон.

Она тяжело поднимается, сдергивает с рук перчатки в вдруг улыбается мне искренне, впервые за много лет искренне.

— Отец за домом, зашла бы к нему. А потом можно и пельменей налепить, — говорит она и я не могу сдержать смеха, как обыденно это произнесено. Как будто я не покидала отчий дом на четыре года, а просто вышла за хлебом.

Мама подхватила Тёмку на руки, и кивнула на дом. Туда, где теперь обитала моя семья. Я ведь здесь ни разу не была, поэтому поцеловала маму в щеку, поднялась по ступеням и начала с любопытством осматриваться.

Особенно меня заинтересовали множество детских фотографий на стенах. Моих, Васи, потом и Тёмки. Мама часто их распечатывала, но ни разу не приносила обратно.