Секс в большом искусстве, или Как охмурить гения

Откинувшись на спинку стула, я подняла глаза на крытый коридор вверху. Бар «Черч-Лондж» располагался в центре зала, откуда, как в атриуме, открывался вид на галереи и коридоры, ведущие к номерам. Не знаю, связано ли это с ревностным соблюдением противопожарных мер, но отовсюду, через каждые несколько метров, со стен на меня смотрели ярко-красные указатели.

Казалось, на меня надвигается рой алых слов.

Выход, выход, выход, куда ни глянь.

После ленча водитель Йена отвез нас через туннель в Ньюарк и высадил у аэропорта. Мы отнесли чемоданы на таможенный контроль и передали билеты женщине за стойкой. Она подарила Йену дежурную улыбку — не такую, как дарят знаменитостям. Здесь его слава ничего не значила. В аэропорту, полном равнодушных к искусству людей, которые не рыскают по Челси в поисках непревзойденных, эффектных, значительных, зубодробительных шедевров и их авторов, Йен был лишь пассажиром в кричаще-яркой рубашке. Впервые при мне он находился не в центре внимания, и меня немного успокоило отсутствие поклонников, наперебой стремящихся выразить восхищение, сказать, как глубоко и значительно то, что он делает, или поздравить его с тем, что он — Йен Рис-Фицсиммонс.

— Хорошо, мистер Рис-Фицсиммонс, — сказала женщина за стойкой, — ваше место — два «б». Мисс Лейн, ваше место — тридцать семь «е».

— Простите? — не понял Йен.

— Два «б» и тридцать семь «е», — повторила регистратор.

— Я лечу первым классом, а вы — вторым? — изумился Йен. Он был смущен и озадачен.

Я недобрым словом вспомнила Аманду, заказавшую мне место в середине ряда, где соседей справа или слева придется будить всякий раз, когда идешь в туалет и когда возвращаешься.

— Да, похоже на то, — ответила я.

— Это ни на что не похоже, — рассердился Йен.

Достав карточку постоянного пассажира авиалиний, он спросил, можно ли найти мне место в первом классе.

Получив отрицательный ответ, Йен спросил, остались ли в продаже билеты в первый класс. Мне показалось странным, что инспирированная Диком сегрегация беспокоит маститого скульптора. Шеф будет вне себя, по потолку забегает, узнав, что в последнюю минуту за счет галереи мне приобрели билет в первый класс. А уж если, Боже упаси, Дик пронюхает, что сам Йен потратился… Я живо представила, как он оседлает метлу и примчится в Лондон с единственной целью стереть меня в порошок.

— Йен, я вам искренне благодарна, но прекрасно долечу вторым классом, — вмешалась я.

— К сожалению, все места в бизнес и первом классе на этот рейс проданы. — Регистраторша приподняла ладонь, предупреждая вопросы. — Но вот что я могу сделать, — продолжала она, глядя на экран компьютера. — Пересадить вас из тридцать седьмого ряда в один из первых. Как насчет седьмого «д»? С обеих сторон места свободны.

Я в восторге закивала, Йен расцвел улыбкой, и служащая поменяла мой билет.

Я неловко и смущенно поблагодарила Йена, затем регистраторшу.

— Пожалуйста, пожалуйста, — отозвалась женщина и добавила, когда мы уже шли к выходу: — Мистер Рис-Фицсиммонс, я обожаю ваши скульптуры!

— Спасибо, большое спасибо, — искренне ответил Йен.

По дороге к выходу я ликовала, что дело так удачно закончилось и вскоре мы окажемся в разных салонах. Прочная перегородка позволит мне расслабиться — буду смаковать вино, пока не засну. Но только я устроилась, как Йен заявил, что сядет на мое место, а я полечу первым классом.

Стараясь не выдать ужаса при мысли о зловредном шефе и степени его ярости, следующие полчаса я убеждала Йена, что обожаю летать вторым классом, что устала и собираюсь спать, что во мне росту всего пять футов четыре дюйма и я могу улечься на свободных соседних сиденьях. Последний довод, кстати, решающим не был, учитывая, что и самого Йена с его ростом пять футов семь дюймов нельзя было назвать высоким. В отчаянии я напомнила, что работаю на Дика Риза и обязана выполнять указания начальства, попутно пытаясь угадать, намерен ли Йен держать Дика в курсе последних новостей. К сожалению, это установить не удалось.

— Клянусь, я хочу лететь во втором классе, — устало сказала я. — Правда-правда.

— Правда-правда? — повторил скульптор.

— Чистая правда, Йен.

— Нет. — Казалось, Йен еле сдерживает смех. — Я не спрашивал, правда ли вы хотите лететь вторым классом. Я хотел уточнить, часто ли американцы употребляют выражение «правда-правда».

Я, в свою очередь, объяснила, что «правда-правда» означает «очень-очень» или «чрезвычайно», «безусловно», «стопроцентно».

— Это — как «стопудово», — добавила я. — Так говорят, когда вы всей душой чего-то желаете и ни минуты в этом не сомневаетесь.

Йен снова улыбнулся и согласился занять свое место. Я воспользовалась правом отлучиться на пару минут и поспешила к газетному киоску, где купила «Пипл», «Ю-эс», «Энтертейнментуикли», «Аллюр» и «Ин-стайл», благоразумно положив поверх журналов октябрьский выпуск «Новостей искусства».

Глава 11

Основы математики

Чем меньше человек говорит, тем лучше это у него получается.

Энди Уорхол