Секс в искусстве и в фантастике

Именно педофилией объясняется малопочтенный грех Набокова – его гомофобия. Уместность подобного эпитета очевидна в свете биографии писателя. Его родной брат Сергей был «ядерным» гомосексуалом. Он не уступал Владимиру по степени образованности и, может быть, даже по уровню литературного дарования (его стихи, пропавшие, к сожалению, во время войны, находили высочайшую оценку у современников). В отличие от своего брата и его жены-еврейки, успевших бежать от немцев в Америку, бедный Сергей угодил в фашистский концлагерь и был там замучен. (Фашисты в своих лагерях смерти умерщвляли гомосексуалов, так же, как и евреев). Казалось бы, в память о нём Владимир Набоков должен был бы подходить к теме гомосексуальности с особой деликатностью и осторожностью. Между тем, он не терпит геев, немилосердно обличает их при каждом удобном и неудобном случае, третирует их в быту, в переписке, в творчестве. Его перу принадлежит «Бледное пламя» – один из самых гомофобных романов во всей мировой литературе. Этот предрассудок, странный для образованного и независимо мыслящего человека, каким был Набоков, можно объяснить двумя причинами, относящимися к области патопсихологии.

Во-первых, нападки на геев служат для писателя своеобразным способом психологической защиты. Дескать, по сравнению с гомосексуальной педофилией, гетеросексуальная выглядит гораздо пристойнее. Чтобы не быть голословным, процитирую размышления по этому поводу Г. Г. Он осуждает некоего Гастона Годэна, преподавателя французского языка, описывает в карикатурных тонах его внешность и манеры и, наконец, признаётся: «Я бы и вовсе не упомянул его, если бы его существование не представляло бы такого странного контраста моему собственному случаю. Он необходим мне теперь для защиты. Вот, значит, перед вами он, человек совершенно бездарный; посредственный преподаватель; плохой учёный; кислый, толстый, грязный; закоренелый мужеложник, глубоко презирающий американский быт; победоносно кичащийся своим незнанием английского языка; процветающий в чопорной Новой Англии; балуемый пожилыми людьми и ласкаемый мальчишками – о, да, наслаждающийся жизнью и дурачащий всех; и вот, значит, я».

Автор, похоже, не замечает сомнительно-комичного парадокса: он сам, отрекаясь от Г. Г., называет его «иностранцем и анархистом»

; теперь те же самые упрёки адресует Г. Г. Годэну! А разве сам он, Владимир Набоков, не иностранец и, по американским меркам того времени, не анархист?! И насколько порядочны донос на бедного Гастона и провокационные обвинения его в антиамериканизме? Тем более что они исходят от человека, который сам подпадает под все статьи этого доноса, исключая лишь пресловутое «мужеложство»?

Во-вторых, Гумберт испытывает чёрную зависть к гомосексуалам; он не может простить французу того, что его охотно «ласкают

мальчишки» , в то время как к нему самому Лолита досадно равнодушна.

И впрямь, подростки расценивают гомосексуальную связь со взрослыми иначе, чем их ровесницы. Если со стороны старшего не было ни малейшего насилия, то гомосексуальные отношения как бы уравнивают партнёров в статусе, особенно если они оба попеременно выступают в активной роли. Подросток – «ядерный» гомосексуал чувствует себя в половой связи со взрослым более комфортно и уверенно, чем со сверстниками. Он не опасается, что его пассивная роль, доверчивая привязанность, нежность и романтическая любовь встретят насмешки и осуждение. Как долго сохранится такая связь, обычно зависит от деликатности и верности старшего партнёра.