Секс в кино и литературе

Берн видит в этой истории противоречия, проливающие свет на истинный характер действующих лиц. В частности, его настораживает тот факт, что кажущаяся бестолковость Красной Шапочки, по сути, неотличима от авантюризма и коварства. «Как могла она, увидев волчьи глаза, уши, лапы и зубы, всё ещё думать, что перед ней её бабушка? Красная Шапочка сообщает волку, где он может её снова встретить, и даже забирается к нему в постель. Она явно играет с волком. И эта игра заканчивается для неё удачно. <…> И кем же она была, если потом помогала набить волчий живот камнями?

<…> Волк, вместо того, чтобы питаться кроликами и прочей живностью, явно живёт выше своих возможностей. Он мог бы знать, что плохо кончит и сам накличет на себя беду. Он, наверное, читал в юности Ницше (если может говорить и подвязывать чепец, почему бы ему и не читать?). Девиз волка: “Живи с опасностью и умри со славой”».

В качестве клинического примера “синдрома Красной Шапочки” Берн приводит историю своей пациентки Керри. “В возрасте от шести до восьми лет мать обычно посылала дочь к своим родителям с разными поручениями. Иногда бабушка отсутствовала, тогда внучка играла с дедушкой, который в основном старался забраться ей под платье. Матери она об этом не говорила, так как понимала, что она этому не поверит и обвинит её во лжи. <…>

Теперь вокруг Керри много мужчин, большинство из которых для неё – “мальчишки” и “щенки”. Некоторые пытаются за ней ухаживать, но она рвёт эти отношения после двух или трёх встреч. Так она и живёт, отпугивая всех “щенков”, прозябая в тоскливом, подавленном состоянии.

Впечатления от волка (дедушки) – это самое интересное, что с ней происходило. Во взрослом состоянии она также “бродит по лесу”, надеясь встретить нового волка. Но попадаются лишь “щенки”, которых она с пренебрежением отвергает”.

Ни схема, предложенная психоаналитиком, ни история невротического развития Керри, рассказанная им, сами по себе, конечно же, не способны служить ключом к разгадке “Последнего танго в Париже”. Проблемы героев фильма масштабнее и сложнее, чем сценарий “Красной Шапочки” по Берну. Но приведенная цитата – совсем не лишняя деталь в анализе фильма Бертолуччи.

Жанну не совращали в детстве ни её дед, ни любой другой взрослый мужчина. Тем не менее, с самых ранних лет у неё сложилось собственное представление о Сером Волке. В их семье царил культ её отца. С дочерью полковник был нежен, но он же научил её стрелять из револьвера. В глазах девочки (это убеждение осталась и у взрослой Жанны), её отец – истинный мужчина, мужественность которого нераздельно спаяна с опасной и аморальной изнанкой. Во-первых, отец убивал людей, хотя и делал это в рамках закона и в границах своих профессиональных обязанностей, ограничиваясь врагами Франции, арабами. Во-вторых, он явно пренебрегал правилами морали и вовсю предавался плотским утехам. Как ни странно, его жена без протеста прощала ему внебрачные любовные похождения.

Жанна убедилась в этом сама. Как-то, роясь в вещах отца, она нашла фотографию нагой арабской девушки с дерзко торчащими сосками. Нетрудно было догадаться, что юная арабка была одной из любовниц полковника. То обстоятельство, что он бережно хранил её фото, свидетельствовало о том, что отец дорожил своей подружкой. Жанна злорадно предъявила матери обнаруженную ею фотографию:

– Это ординарец отца?

Не теряя чувства собственного достоинства и почти не задумываясь, та ответила: