Секс в кино и литературе

Герой “Лолиты” обречён на страсть к неполовозрелым девочкам из-за особенностей своей нервной системы. Они-то и сделали его способным на импринтинг – “запечатление” (от английского imprint – “отпечатывать”, “запечатлевать”). Так называют особо стойкое избирательное сродство с внешним стимулом, возникающее в критическом периоде психического становления. В детстве Гумберт пережил страстную любовь к девочке, и это определило его сексуальные предпочтения на всю дальнейшую жизнь. Застряв в своей сексуальной нестандартности, он, по возможности, не отказывает себе в её удовлетворении. Заполучив Лолиту, он растлил девочку. Гумберт сознаётся, что “разбил её жизнь”

, а заодно и свою собственную. Ведь дожив до 37-ми лет он, вопреки своей образованности, утончённости, светским манерам, знанию языков и артистической внешности, в сущности, – всё ещё безответственный подросток.

В отличие от него, Гибарян никогда не решился бы не только реализовать свою педофилию, но даже подумать об этом. Выбрав столь героическую профессию, он стремился застраховаться от любых соблазнов: в космосе малолетних девочек не бывает. Всё шло хорошо, пока учёный не оказался на Солярисе. Здесь его скрытая (латентная) педофилия стала явной и осознанной им самим. По-видимому, впервые в жизни Гибарян осознал и тот факт, что в основе его научных и космических достижений лежат постоянные сомнения в собственных мужских достоинствах, тщательно скрываемая слабость характера, вечный самообман.

Не только Гибаряна, но и его коллег охватило вдруг чувство собственной неполноценности. По мнению Снаута, даже извечная мечта об инопланетных контактах зиждется всё на той же слабости людей и их неуверенности в себе:

“Мы отправляемся в космос, приготовленные ко всему, то есть к одиночеству, борьбе, страданиям и смерти. Из скромности мы не говорим об этом вслух, но думаем про себя, что мы великолепны. А на самом деле нам нужно зеркало. Мы хотим найти собственный идеализированный образ. Между тем по ту сторону есть что-то, чего мы не принимаем, от чего защищаемся. Мы принесли с Земли не только дистиллят добродетели, не только героический монумент Человека! Прилетели сюда такими, какие мы в действительности, и когда другая сторона показывает нам эту действительность – ту её часть, которую мы замалчиваем, – не можем с этим примириться. Мы добились этого контакта. Увеличенная, как под микроскопом, наша собственная чудовищная безобразность. Наше шутовство и позор!”

Словом, по Снауту, все достижения человечества, его культура, наука, этика выросли из комплекса неполноценности, якобы присущего людям. Ведь зеркало, которое льстит, нужно тому, кто нуждается в самообмане и в утешении. Во всяком случае, землян, оказавшихся на Солярисе, видение своего подлинного Я, повергло в мучительный стыд перед Океаном. Гибаряну это стоило жизни.

Но Снаут в своём самоуничижении не слишком-то последователен. Он задумал оправдаться перед космическим разумом, адресовав ему мысли бодрствующего, а не спящего человеческого мозга. Для этого он решил послать в Океан рентгеновское излучение, наложив на него энцефалограмму Криса. Психолог усомнился в уместности такой “рентгеновской проповеди о величии человека” , особенно если она исходит от него. Ведь он не без оснований винил себя в смерти своей жены: