Сексуальная жизнь наших предков

Придётся позвонить в университет и сказать, что на несколько дней опоздает к началу занятий – пусть повесят объявление на кафедре. Обязательно – психоаналитику, объяснить, что пропустит следующий сеанс. А Джулиано? Нужно ли ей предупредить Джулиано? Они с дядей Таном уважали друг друга. «Поцелуй его от меня», – сказал доктор только вчера вечером.

Нет уж, хватит поцелуев. Она была уверена, что больше никогда никого не полюбит. Жизнь представлялась ей бесконечной серой пустыней. Серой и ужасно холодной. И на какое-то мгновение Ада уснула – возможно, всего на мгновение, но его хватило на короткий, словно вспышка фотоаппарата, сон: так бывает в кинотеатре, когда стоишь у входа в зал, сомневаясь, войти ли, и кто-то на миг приподнимает бархатную чёрную штору, которая снова упадёт, стоит тебе взглянуть на экран. Она увидела себя в Аиде. Она спустилась туда, как Орфей, чтобы вернуть к жизни дядю Тана, и стояла перед троном владык, бросая вызов Персефоне: «Верни его! Зачем он тебе? А для меня он – всё».

И тут же со вздохом проснулась от стука в дверь. Там, конечно, эта зануда Лауретта с одним из своих традиционных абсурдных вопросов, типа: «Как думаешь, не приготовить ли гостям ещё по чашке бульона?» Или, может, тётя Санча с упрёками, что Ада не осталась в комнате дяди и не встречает посетителей: «Бертран-Ферреллы всегда исполняют свой долг до конца! Что за глупости, какая ещё мигрень?»

Она сползла с кровати и босиком прошлёпала к двери. Это был Лео.

– Можно? – спросил он.

Ада отступила на шаг, давая ему пройти. Так странно было снова видеть его в этой комнате, где они в школьные годы столько времени провели вместе: учились, часами, как они тогда говорили, «пороли чушь», играли на гитарах, слушали американские пластинки – Johnny Guitar Пегги Ли, Love Letters in the Sand Пэта Буна, песни из «Семи невест для семи братьев», – листали журналы, пересказывали друг другу сюжеты просмотренных фильмов, строили абсурдные планы на летние каникулы и на будущее. «Когда мы отправимся в Австралию, чтобы разводить кенгуру», «когда мы махнём в Америку, чтобы освободить краснокожих индейцев из резерваций», «когда мы спустимся исследовать океанское дно на батискафе "Пикар"», «когда мы поедем к твоим в Ордале, всю дорогу на велосипедах, не пытаясь поймать попутку и не цепляясь за фургоны»...

Бабушка не позволяла Адите запираться в комнате с мальчиком, пусть даже с близким другом детства, как ребята позволяли ей считать даже после того, как «объявили себя парой». Донна Ада настаивала, чтобы они всегда держали дверь открытой, и время от времени под разными предлогами проходила по коридору.

– О чём это ты с ним так часто говоришь? – возмущалась она. – И над чем вы вечно смеётесь? Почему бы вам не пойти в сад?

– Но бабушка, мы же учимся.

– В беседке есть стол, можете учиться там.

– Бабушка, сейчас декабрь, на улице холодно.

– Тогда оставляйте дверь открытой.

Но стоило донне Аде удалиться, как всё начиналось снова.

– Увидел тебя такой разбитой и разволновался, – сказал Лео извиняющимся тоном. – Прости, что не смог остаться: обещал проводить Чечилию. Оставил её у стойки регистрации и вернулся так быстро, как только смог. Мне сказали, что ты легла спать, но я не поверил. Это из-за толпы ты так перенервничала, да? Как себя чувствуешь? Я могу чем-то помочь? Знаешь, ты всегда можешь на меня рассчитывать.

Заботливый, ласковый. Уже второй бывший говорил ей: «Можешь на меня рассчитывать». Но Лео, как и Джулиано, предпочёл другую. И только для дяди Тана Ада была первой и единственной любовью. Она снова расплакалась. Лео обнял её нежно, как брат.

– Мне кажется, твой дядя прожил долгую счастливую жизнь, – начал он, убаюкивая Аду в объятиях и поглаживая по спине. – Ему ведь было уже за восемьдесят, он ничем не болел. И ты была с ним до самого конца, а вчера осчастливила этой поездкой в Ордале. Чечилия сказала, он прекрасно выглядел, улыбался, сыпал комплиментами, с удовольствием поел. Рано или поздно это должно было случиться, Адита. Брось, перестань, не плачь так.

Вдруг он почувствовал, что Ада вздрогнула, изо всех сил схватив его за плечо.

– Что такое?

– Очень сильно кружится голова. И болит, – пожаловалась Ада.

– Дай-ка взглянуть, – Лео потрогал её шею. – Ты вся зажата. Хочешь, сделаю массаж? Садись.

Он встал позади неё, немного приспустил блузку на шее и начал медленно, лёгкими касаниями разминать позвонки, захватывая зажатые мышцы между большим и средним пальцами и вытягивая их, чтобы расслабить, как спутавшиеся нитки.

– Так лучше?

– Да, продолжай.

Она и представить себе не могла, что эти руки, привыкшие, как ей всегда казалось, аккуратно перелистывать старые пыльные документы, обладают такой расслабляющей силой. Мигрень уже исчезла – такого по наитию не добьёшься.

– Ты где-то учился?