На кухонном столе лежит моя сумочка с телефоном и кредитными карточками. Я ловко вынимаю одну карточку и кладу сумку на то же место. Иду в комнату, где ночевала Люси, нахожу тренировочные штаны и майку. Одеваюсь, спускаюсь на лифте, выхожу в тепло на пустынную улицу и нервно иду по тротуару. Так странно здесь. Поначалу я пугаюсь собственной тени: ощущение, будто за каждым углом подстерегает опасность. Но тут до меня доходит, что тень просто стала намного тоньше, и мне начинает нравиться мельком на нее поглядывать. Я щурюсь на зеленую стеклянную башню и пытаюсь подсчитать, на каком этаже была моя тюрьма. Насчитала сорок.
Прохожу мимо бара, через большое окно видно, что там полно народу. На всех маскарадные костюмы, пьют пиво и шоты. Один мужик за стеклом, встретившись со мной взглядом, пьяным жестом показывает на меня двум девушкам в масках с блестками и начинает бесшумно хохотать.
Перехожу на Бейсайд: в барах и ресторанах люди пьют и едят шлак, который меня совершенно не интересует. Останавливаю такси и прошу разговорчивого водителя отвезти в ближайший торговый центр, чтобы купить кое-что важное. Он смотрит на меня как на очередную приезжую.
– Для «Хит» самое то, – говорит он. – Леброн вчера был в ударе.
Я не понимаю, что это значит, но соглашаюсь и прихожу в ужас от звука собственного голоса: странного, более высокого и быстрого, чем я привыкла, как будто каждое слово – хлопающая крыльями бабочка, которую никак не удается поймать.
В торговом центре покупаю все, что нужно, и, торопясь к приходу Люси, возвращаюсь в квартиру – назад в свою уютненькую тюрьму.
46
Пустые наручники
Я до этого трупов в жизни не видела. Он уже восковый и какой-то нечеловеческий. Вытекшая из него лужа крови по форме напоминает фасоль. Я начинаю сдавленно реветь, горло сжимает одна эмоция за другой. Пытаюсь представить, каким Джерри был в детстве. Вижу маленького мальчика, в изумлении глядящего на мир; как же получилось, что он стал таким мудаком. И когда его так накрыло? Ненавидимый и проклинаемый всеми мешок с костями лежит теперь на полу: молодой еще человек, ушел из жизни в расцвете сил, и только кондиционер не дает ему немедленно начать разлагаться.
Меня накрывает полный паралич, и единственное, что мне приходит в голову, – поехать на квартиру. Освободить Лину, рассказать все про Джерри, показать блокнот, фотографии и негативы. Я холодею от этой мысли, но отцовская бредятина оказалась пророческой. Да, я убийца. Окей, необходимая самооборона, но все равно теперь нужна поддержка Лины, иначе на ближайшие лет двадцать придется ограничиться пиздятинкой безо всяких там искусственных членов. Я совершила убийство, возможно, даже двойное; хер знает как там сейчас Винтер. Все это означает, что теперь я полностью в руках своей заложницы.
Самооборона. Непрерывно повторяя это слово, я выхожу на улицу, залитую рваным светом, и сажусь в «кадиллак»: движения как у робота. Откуда-то доносится шум – едва различимый, но интенсивный и настойчивый; на самом деле его источник – я, но звучит так, будто кто-то шепчет мне на ухо.
Самооборона. Задним умом я понимаю, что вру себе: рано или поздно я бы завалила какого-нибудь козла типа Джерри, я годами к этому шла и немало повидала ему подобных. Когда этот ублюдок залупился, он был уже обречен, а мне теперь придется за это расплачиваться.
Я тру глаза. Две поблескивающие звездочки освещают плотное ночное небо. В окружающей жидкой темноте мелькают приглушенные фары машин. Заезжаю домой, чтобы кое-что взять, и снова еду через центр. Пиздец: руки дрожат на руле. Пытаясь повернуть в последний момент, я чуть не врезаюсь на перекрестке в какой-то кабриолет. Водитель сигналит: франтоватый мужик в костюме и панаме.
– Ёксель-моксель! – кричит он, хлопая себя сбоку по голове. – Следите за дорогой, пожалуйста, девушка! Спасибо! Эй!
Поднимаюсь в квартиру, но Соренсон нет! На полу валяется цепь с пустыми наручниками. Тут вдруг слышу, как Лина (кто ж еще) чем-то загремела на кухне. Ну все: сейчас выйдет на меня с ножом. Но мне даже не страшно: если это судьба, я готова смириться – и, чтобы занимать оборону, сил у меня больше нет. Пусть делает что хочет. Или, может, сюда уже едут копы, которых вызвала моя бывшая узница. Как бы то ни было, теперь мне точно пиздец, полный. Но вот входит Лина, просто машет мне и встает на тренажер.
– Не обращай внимания, Люси, мне еще пятьдесят калорий надо за сегодня согнать.
– Ты… освободилась, – говорю я, изображая недоумение; Лина включает машину и начинает разбег. – Но как? Когда?
– Я сначала стянула с себя наручники. Это было позавчера. Ох, мои запястья… Я вешу пятьдесят девять килограммов, Люси. – Она радостно пялится на меня и разгоняет дорожку. – Такого не было с первого курса!
– Выглядишь прекрасно, – говорю я и чувствую, что к глазам подступают слезы. Я впервые вижу ее такой, какая она есть на самом деле. Она больше