Читаем Сексуальность в глотке реальности. Онейрокритика Лакана полностью

11 Вебер показывает, что это понятие – одно из принципиальных в словаре Фрейда. Auseinander-setzung сочетает, а точнее рассеивает такие значения как разъяснение, критический разбор, спор, полемика, дискуссия, столкновение, конфронтация, толкование.

Сновидение выписывается метафорой и метонимией

12

Здесь уместно будет напомнить слова Лакана: «Как бы ни набивали вы себе снедью уста – те уста, что открываются у вас в ответ на влечение, удовлетворены они будут не пищей, нет, а удовольствием, которое испытывают уста» [25:179].

13 9 июня 1898 года Фрейд благодарит Флисса за «критическую помощь» и, ссылаясь на свой потерянный стыд, говорит: «Итак, сновидение приговорено» [43:344]. «Приговоренное», или, можно сказать, «проклятое» [verdammed] сновидение было не только изъято из рукописи «Толкования», но и утрачено. В переписке друзей, купленной Мари Бонапарт, его не оказалось, но ей доподлинно известно, что главным действующим лицом этого сновидения была Марта.

14 В 1878 г. Ф. Гальтон опубликовал статью, которая называлась «Составные портреты». В этой работе он сопоставлял особенности психики человека с особенностями строения его лица. Техника фотографирования, распространенная в то время, давала возможность объединять на одной фотографии фрагменты восьми лиц. На таких фотографиях можно было разглядеть наиболее общие черты лица, тогда как индивидуальные становились менее заметными. Составляя таким образом различные фотографии, Гальтон пытался создать портреты, типичные для людей разных профессий, а также портреты типичных преступников и людей, склонных к болезням.

Собственное я,

такое рассеянное

15 В «Я и оно» (1923) Фрейд противопоставляет связное я [zusammenhdngenden Ich]. я собранное, смонтированное в иллюзорную целостность, отколовшемуся от него вытесненному.

Оракул реального: триметиламин

16

Жижек в этой связи первым делом вспоминает старый советский анекдот («Правда, что Рабинович выиграл в лотерею новую машину?» – «В принципе, да. Только не машину, а велосипед, и не новый, а старый, и не выиграл, а у него его украли!») и заключает: «Сновидение – исполнение бессознательного сексуального желания сновидца? В принципе, да. Только желание в сновидении, избранном Фрейдом в качестве образца своей теории сновидений – не является ни сексуальным, ни бессознательным, ни, в довершение ко всему, его собственным» [12:190].

17 Матильда обрела свое имя в честь жены Йозефа Брейера, София – в память о племяннице профессора Самуэля Хаммершлага, который учил Зигмунда Фрейда в гимназии Священному писанию и ивриту, Анна-в честь дочери все того же Хаммершлага. Напомним, Анна Хаммершлаг-Лихтхейм – это еще одна, помимо Эммы Экштейн, кандидатка на роль Ирмы. Кстати, ближайшей подругой Анны Хаммершлаг была ее двоюродная сестра, София Шваб-Панет. Вполне вероятно, что именно этой девушкой и восхищается Фрейд, сравнивая ее с Ирмой.

Желание за желанием

18 Анзье видит в этих пропилеях, с одной стороны, прямые сексуальные коннотации, сопоставляя их с большими половыми губами, открывающими вход в вагину, с другой, напоминает о построенных Людвигом Баварским Пропилеях, ведущих в Мюнхен, туда, где Флисс как раз и рассказал о сексуальной роли триметиламина Фрейду. Фрейд это подтверждает, относя «Мюнхен с Пропилеями» к ассоциациям из «группы Вильгельм», противопоставленной «группе Отто» [46:304].

Страх желания

19 Эта, можно сказать, «оральная теория страха», в которой распознаются соображения Мелани Кляйн, формулируется Лаканом в 1930-е годы, тогда же, когда и стадия зеркала. Однако в этой теории содержится и принципиальная мысль Лакана: не утрата, отсутствие матери, отделение от нее ведут к страху, а, как раз наоборот, нехватка отделения, всепоглощающая близость. Так у Маленького Ганса страх возникает не от отделения от матери, а от невозможности такового [19:319]. Таким образом, кастрация оказывается не принципиальным производителем страха, но тем, что его скрадывает. Откуда и мысль Лакана о сглаживающей кризис, разрешающей роли Закона, Имени Отца.

Ирма открывает окно в психический аппарат

20 «Фрейд говорит исключительно то, что означающее, оно-то продолжает в это время носиться. Вот почему, даже когда я сплю, я продолжаю готовиться к моим семинарам. А мсье Пуанкаре обнаруживает автоморфные функции» [30:179].

Пуповина сновидения

Перейти на страницу:

Все книги серии Лакановские тетради

Психоанализ и математика. Мечта Лакана
Психоанализ и математика. Мечта Лакана

В этой книге известный итальянский психоаналитик Сержио Бенвенуто задается целью аналитической реконструкции лакановского психоанализа: чтобы понять Лакана, он обращается к Витгенштейну и Фрейду. Большинству психоаналитиков и аналитических философов такой проект показался бы невозможным. Однако для Сержио Бенвенуто это – проект жизни. В результате сведения в одном мыслительном поле психоанализа и аналитической философии он подвергает переосмыслению самые основания психоанализа. В чем состоит специфика психоаналитического знания? О чем мечтал Лакан? Как Лакан и Витгенштейн понимают Фрейда? Этими фундаментальными вопросами и задается Сержио Бенвенуто, переводчик XX семинара Лакана на итальянский язык, главный редактор «Европейского журнала психоанализа», автор ряда фундаментальных аналитических исследований.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Сержио Бенвенуто

Философия / Учебная и научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Осмысление моды. Обзор ключевых теорий
Осмысление моды. Обзор ключевых теорий

Задача по осмыслению моды как социального, культурного, экономического или политического феномена лежит в междисциплинарном поле. Для ее решения исследователям приходится использовать самый широкий методологический арсенал и обращаться к разным областям гуманитарного знания. Сборник «Осмысление моды. Обзор ключевых теорий» состоит из статей, в которых под углом зрения этой новой дисциплины анализируются классические работы К. Маркса и З. Фрейда, постмодернистские теории Ж. Бодрийяра, Ж. Дерриды и Ж. Делеза, акторно-сетевая теория Б. Латура и теория политического тела в текстах М. Фуко и Д. Батлер. Каждая из глав, расположенных в хронологическом порядке по году рождения мыслителя, посвящена одной из этих концепций: читатель найдет в них краткое изложение ключевых идей героя, анализ их потенциала и методологических ограничений, а также разбор конкретных кейсов, иллюстрирующих продуктивность того или иного подхода для изучения моды. Среди авторов сборника – Питер Макнил, Эфрат Цеелон, Джоан Энтуисл, Франческа Граната и другие влиятельные исследователи моды.

Коллектив авторов

Философия / Учебная и научная литература / Образование и наука
Очерки античного символизма и мифологии
Очерки античного символизма и мифологии

Вышедшие в 1930 году «Очерки античного символизма и мифологии» — предпоследняя книга знаменитого лосевского восьмикнижия 20–х годов — переиздаются впервые. Мизерный тираж первого издания и, конечно, последовавшие после ареста А. Ф. Лосева в том же, 30–м, году резкие изменения в его жизненной и научной судьбе сделали эту книгу практически недоступной читателю. А между тем эта книга во многом ключевая: после «Очерков…» поздний Лосев, несомненно, будет читаться иначе. Хорошо знакомые по поздним лосевским работам темы предстают здесь в новой для читателя тональности и в новом смысловом контексте. Нисколько не отступая от свойственного другим работам восьмикнижия строгого логически–дискурсивного метода, в «Очерках…» Лосев не просто акснологически более откровенен, он здесь страстен и пристрастен. Проникающая сила этой страстности такова, что благодаря ей вырисовывается неизменная в течение всей жизни лосевская позиция. Позиция эта, в чем, быть может, сомневался читатель поздних работ, но в чем не может не убедиться всякий читатель «Очерков…», основана прежде всего на религиозных взглядах Лосева. Богословие и есть тот новый смысловой контекст, в который обрамлены здесь все привычные лосевские темы. И здесь же, как контраст — и тоже впервые, если не считать «Диалектику мифа» — читатель услышит голос Лосева — «политолога» (если пользоваться современной терминологией). Конечно, богословие и социология далеко не исчерпывают содержание «Очерков…», и не во всех входящих в книгу разделах они являются предметом исследования, но, так как ни одна другая лосевская книга не дает столь прямого повода для обсуждения этих двух аспектов [...]Что касается центральной темы «Очерков…» — платонизма, то он, во–первых, имманентно присутствует в самой теологической позиции Лосева, во многом формируя ее."Платонизм в Зазеркалье XX века, или вниз по лестнице, ведущей вверх" Л. А. ГоготишвилиИсходник электронной версии: А.Ф.Лосев - [Соч. в 9-и томах, т.2] Очерки античного символизма и мифологииИздательство «Мысль»Москва 1993

Алексей Федорович Лосев

Философия / Образование и наука