Секта-2

«Ну вот ты и раскрылась, девочка моя, – грустно поздравил себя Игорь с первой удачей. – Что и требовалось доказать. А на что я, дурак, собственно, рассчитывал? Что она действительно забудет о системе, частью которой была многие годы, и безвозмездно отдаст всю себя мне? Чушь, ерунда, но все-таки как обидно. Ведь здесь, в этом зале, все блестит и сияет, словно тут прибирают по три раза на дню. Ах, Пэм, Пэм! Я ведь знаю, что еще смогу встретить за дверьми коридора твоей души: обязательно люциферову комнату с черным алтарем и будуар, набитый спасительными для всякой женщины за сорок причиндалами. Однажды какая-то дурочка из моей туманной юности сказала, что для нее сорокалетие означает лишь необходимость перехода на другие кремы. Интересно, что с ней теперь, и есть ли в этом коридоре дверь, отворив которую я смогу увидеть свой портрет? Вот было бы отрадно! Найди я в тебе такой укромный закоулочек, забыл бы все, что видел, и, самое главное, поверил бы тебе. Стоит поискать, не то впору разбить себе голову о Либерти Белл – треснувший голос американской свободы».

* * *

Он, как и предполагал, обнаружил все и даже сверх того: и черный алтарь в комнате со статуей Бафомета в углу – символ ее истинной веры, ибо Пэм, вне всякого сомнения, являлась убежденной, идейной сатанисткой, и будуар с интимным содержимым, и еще великое множество всего, что так истово и бережно хранит душа всякого человека, – но комнаты, в которой ему хотелось бы видеть собственный портрет, Игорь найти не смог. Зато в одной из множества похожих друг на друга комнатушек сидел его отец – почти в том самом виде, в каком Игорь застал его тогда, много лет назад, в доме в римском предместье, с той лишь разницей, что папина голова была целой, а сам он находился без сознания, индифферентный ко всему окружающему и с остекленевшим взглядом. Вот и свершилось. Конец теперь всем подозрениям, Пэм – убийца его отца, в этом нет никаких сомнений. Игорь, сдерживая подступившую к горлу ярость, вышел вон, борясь с искушением попытаться растормошить отца, заговорить с ним. Подобная сильнейшая визуализация могла не только нарушить сон Пэм, но и вызвать фатальные изменения в ее психике, а это, в свою очередь, непременно вызвало бы поражение нервной системы и болезнь. Заснув всего лишь измотанной морем, она рисковала проснуться полной идиоткой или даже впасть в кому, а этого Игорь не мог допустить. Пришлось ему оставить сильные эмоции до лучших времен, до возвращения в земной мир реальных вещей.

Вместо этого он озадаченно замер перед последней дверью, на которой красовалась двойная руническая «зиг», а рядом были изображены герб Израиля – семисвечник и Христово Распятие. Не имея никаких идей насчет того, что могло бы находиться за дверью со столь причудливым сочетанием несочетаемых символов, Лемешев толкнул ее, но вопреки ожидаемой легкости дверь не поддалась. Она была накрепко заперта.

Конечно, все это было весьма условно – и этот коридор, и комнаты, и зеленая ковровая дорожка, – но именно такой предстала Игорю душа изнуренной морской болезнью женщины, чью тайну он должен был раскрыть согласно полученному им заданию. Он визуализировал свои телепатические поиски, сведя их к примитивному, но чрезвычайно действенному образу «уголков души», каждый из которых скрывался за дверью без замка. Каждый, но только не этот последний, чей секрет хранила дверь с эмблемой СС, иудейской менорой и последней ношей Иисуса – тяжелым крестом из двух соединенных в паз и перевязанных веревкой сосновых балок. Стоя перед этой защищенной непостижимыми заклятиями дверью, Игорь понял, что нашел, наконец, то, ради чего был затеян весь этот грандиозный, тщательно продуманный спектакль, в котором ему отводилась не только заглавная роль, но также и должность, если так можно выразиться, драматурга, то есть создателя действия, от воли которого зависел весь ход развития дальнейших событий. Дверь была лишь иллюзией, но иллюзией нижнего мира, Игорь точно знал это. Просто здесь, в человеческом представлении, именно так и должно выглядеть препятствие на пути к разгадке главной тайны: дверь без замков, но все же закрытая, и черт бы его побрал, если сейчас он знает, что следует делать дальше. Это словно найти платиновую кредитку и попытаться снять с нее кучу денег, не имея коротенькой комбинации из четырех цифр. У вас есть всего три попытки, а дает их бездушный, запрограммированный железный шкаф, который после третьего неправильного ввода невозмутимо проглотит источник неправедного, но столь вожделенного легкого обогащения.

* * *

Игорю всегда везло. Стань он профессиональным игроком, он раздевал бы казино одно за другим, покуда его не перестали бы пускать в эти заведения, напоминающие роскошно обставленные клиники для душевнобольных, ибо страсть к игре питает безумство. Сколько попыток есть у него? Вполне может статься, что одна-единственная, и при малейшей ошибке его выкинет из этого коридора, из чужого «я», в которое он вторгся столь бесцеремонно и основательно. Лемешев принялся рассуждать и в том зашел весьма далеко: