Секта. Роман на запретную тему

– Ступай, отец. Мы с тобой хороший след на земле оставили, теперь и помирать не страшно.

… – Я? Я следующий президент?!

– А кто же еще, как не вы? – Гера лаконично начал перечислять: – Армия, финансы, международная политика, личный самолет и повар, строгий костюм, мудрое выражение лица, проникновенные обращения к народу в стиле «жить стало лучше, жить стало веселей». Да что я о мелком. Власть! И мне кажется, что у вас получится, Петр. Да что я… То есть, разумеется, получится, ведь вот оно, доказательство. Вас сам Господь Бог выбрал!

Он продолжал красноречиво расписывать перед генералом все прелести царского бытия, но на лице Сеченова чувствовалась какая-то отстраненность, словно он слушал и не слышал искушающих эскапад Кленовского. Наконец генерал, словно очнувшись, прервал Геру спокойным и в то же время убедительным жестом руки:

– Довольно. Я должен все обдумать. Давай сегодня, нет, лучше завтра мы все еще раз обсудим. Иди, мне нужно побыть одному.

Гера, послушно кивнув, вышел, а генерал закрылся в кабинете и, что называется, ушел в себя. Он никогда не думал, что вся эта суета вокруг Авеля в конечном итоге станет иметь к нему, простому служаке, каковым он искренне себя считал, самое прямое и непосредственное отношение. Позвонил своему другу Виктору, великолепному историку, преподававшему в Институте кинематографии, попросил его срочно приехать. Напугав приятеля своим отчаянным внешним видом, заставил того выпить, до чего историк был не очень-то охоч и пил редко, как и всякий человек, мир которого наполнен образами. Меньше всего Виктор Сергеевич ожидал услышать от своего приятеля-генерала следующий вопрос:

– Скажи мне, а правда ли, что Петр, отец Павла Первого, не успел короноваться при жизни?

Слегка удивленный историк пожал плечами и ответил:

– Так оно и есть.

– А подробнее?

– Изволь, его убили до коронации и поэтому так и не смогли похоронить в Петропавловском соборе, а захоронили в Александро-Невской лавре. Павел по восшествии на престол смириться с этим никак не мог и велел вскрыть могилу, извлечь прах и отвезти скелет отца в Петропавловский собор для церемонии коронации. Во всем Петербурге нашелся только один монах, который согласился провести ее.

– Почему?

– Остальное православное духовенство посчитало это сатанинским ритуалом. Монаха якобы доставили из тюрьмы, в которую он периодически попадал за какие-то неосторожные слова, так что деваться ему было некуда. Он короновал мертвеца и освятил его новую могилу в монаршей усыпальнице Петропавловского собора. Вот такая загадочная история. А с чего ты вдруг этим заинтересовался?

– Да так, – мрачно ответил генерал Петя, – хочу вот историю подзубрить на старости лет.

Полный сомнений, он вызвал машину и приказал отвезти себя к Дому Пашкова, в который и проник, беспрепятственно предъявив то, что обычно предъявляют в таких случаях. Поднявшись на веранду, ту самую знаменитую веранду, на которой, по преданию, сиживал добрый книжный Воланд, генерал Петя сел на какой-то кстати подвернувшийся ящик и принялся разглядывать кремлевский ансамбль со стороны, словно примеряя его на себя, как примеряют, например, пальто или… королевскую мантию. «Примеркой» он, видимо, остался доволен, потому что по лицу его, прежде выражавшему неуверенность и даже некоторый испуг, было видно, что генерал решение принял. Перекрестившись три раза на купол колокольни Ивана Великого, он спустился, сел в автомобиль и приказал отвезти себя в подмосковную Балашиху. По дороге генерал Петя купил ящик водки и с ним под мышкой предстал перед командующим дивизией внутренних войск генерал-майором Х-вым. Генерал Х-в понял, что предстоящий вечер обещает быть томным, приказал истопить баню и на всякий случай держать неподалеку двух-трех женщин вольнонаемных, на случай, если бес окончательно ударит в ребро.

Разговор двух генералов носил характер хоть и пьяный, но все же жесткий. Сперва генерал Х-в отнекивался и отмахивался, но полные водочные бутылки исчезали из секций ящика на манер патронов в пистолетной обойме, и каждый из патронов бил командиру дивизии точно под дых, заставляя его корчиться от аргументов закадычного друга, решившего взойти на российский престол.