«Перед I Мировой войной настроение Государя раздваивается между стремлением всеми силами сохранить мир и недооценкой опасности грядущей войны… В.Н. Коковцов в своих воспоминаниях пишет о влиянии на Государя „воинственно-патриотически“ настроенных министров: „Эта часть министров имела на своей стороне, в сущности, и Государя. И не потому, что Государь был агрессивен. По существу своему он был глубоко миролюбив, но ему нравилось повышенное настроение министров националистического пошиба. Его удовлетворяли их хвалебные песнопения на тему о безграничной преданности ему народа, его несокрушимой мощи, колоссального подъема его благосостояния, нуждающегося только в более широком отпуске денег на производительные надобности.
(Русские крестьяне к тому времени голодали практически каждый год. — Е.П.)Нравились также и заверения о том, что Германия только стращает своими приготовлениями и никогда не решится на вооруженное столкновение с нами и будет тем более уступчива, чем яснее дадим мы ей понять, что мы не страшимся ее и смело идем по своей национальной дороге. Аргументы этого рода часто охотно выслушивались Государем и находили сочувственный отклик в его душе“».Как известно, Германия все-таки решилась. По-прежнему ни армия, ни страна не оказались готовы к вооруженному столкновению. После двух с половиной лет войны, в которой наших почти все время били, терпение народное кончилось, и миллионы мужиков, которым дали винтовки (а как иначе воевать-то?), хлынули с фронта домой.
Впрочем, не стоит винить «министров-патриотов». К тому времени сановники говорили исключительно то, что хотел услышать монарх, — прочие во дворце не задерживались. Если они это говорили, значит, царь хотел это слышать. Слова о безграничной преданности народа, о его высоком патриотизме повторялись во дворце постоянно. Их никто не проверял — зачем подвергать сомнению добрые сказки? Похоже, что в народные бедствия чета Романовых тоже не очень-то верила — иначе не объясняли бы крестьянские и рабочие волнения исключительно происками смутьянов.